Возрождение церковной жизни в Сибири. По страницам дневников архимандрита Серафима (Александра Егоровича Брыксина), в схиме Иринея

Да, легко ли было им, бедненьким? Правда не пошел, а сразу — в Почаев на машине. Там — тоже преследование.

Кукша Одесский

Преподобный Кукша Одесский 1875–1964

12 (24) января 1875 года в Херсонской губернии родился Кукша Одесский (в миру Косьма Кириллович Величко).

В 1895 году отправился с паломниками в Святую землю.

В 1896 году Косьма прибыл на Афон и поступил послушником в русский Пантелеимонов монастырь.

Косьма вновь посетил Иерусалим, в течение полутора лет он нёс послушание у Гроба Господня. Вернувшись на Афон, Косьма был назначен на послушание гостинника в странноприимную для паломников, в которой подвизался 11 лет.

Во время Первой мировой войны служил братом милосердия в санитарном поезде Киев — Львов.

С 1913-го по 1932 год служил в Киево-Печерской лавре.

В 1931 году пострижен в великую схиму с именем Кукша. В 1938 году был арестован, приговорён к пяти годам заключения в Пермском крае. В 1943 году на три года был отправлен в ссылку в Кунгур без права совершения богослужений.

После долгих мытарств вернулся в Киев, а впоследствии был переведён (в 1951 году) в Почаевскую лавру, потом в монастырь в селе Крещатике на Буковине (с 1957 года), а после его закрытия в 1960 году — в Успенский монастырь в Одессе. Почил 24 декабря 1964 года.

Рака с мощами прп. Кукши Одесского

Одесса

30–31 июля 1959 года

Прилетел в Одессу.

Спешим в женский монастырь, потому что с нами была послушница из того монастыря, — восстанавливает события о. Серафим.

Послушница обещала за нас ходатайствовать перед своею игуменьей, чтобы разрешила ночку или две переночевать.

Встретили хорошо, дали мне келью отдельную.

Тут частенько останавливаются приезжие батюшки.

Вот нас кормят ужином.

Там у них есть покровитель и чудный молитвенник за весь монастырь. Это некто раб Божий Иоанн Петрович, Христа ради юродивый. Он нас сам кормил, а в конце обеда дал нам ещё в придачу бумагу.

— Зачем, — думаем, — это даёт?

Но знаем, что уже — какое‑то предсказание.

Да вот оно и сбылось, ибо мы имели желание остаться здесь. Я — в мужском монастыре, а мои попутчики — в женском.

А данный хлеб говорил нам о том, что пригодится в дороге. Значит, предстоит дорога.

Пробыл целую неделю в этом монастыре. Впечатления остались самые наилучшие.

А именно: этот прозорливец, Христа ради юродивый Иоанн Петрович, покорил всецело моё сердце. Я смотрел и не мог насмотреться на его внешний вид.

Привлекал меня и его мир внутренний. Как‑то раз во время Херувимской песни он вошёл в храм и, опустившись на колени, стал молиться. Гляжу я на него, а он пол омочил потоком своих благодатных слёз.

— Боже мой, — думаю себе, — вот где молитва-то, вот как молятся по‑настоящему. А что моя молитва? Ничто по сравнению с ним.

Но вот, не дождавшись великого входа, Иван Петрович встаёт и уходит из храма. У меня как‑то незаметно даже для самого себя возникла мысль: осудить старца за уход в момент особого Богослужения.

Запели:

— Верую во Единого Бога.

Меня начинает мучить мысль:

— Зачем я осудил?

Стою нервно-расстроен и нетерпелив. Хочется переступить с ноги на ногу, хочется оглянуться назад. Но разве оглядываются в церкви? Тем более, что запели уже:

— Милость мира!..

Но я всё‑таки против своей воли оглядываюсь. И что же? Иван Петрович стоит за моей спиной чуть ли не вплотную и молится. Вот так да! Как же это так невнимательно слежу за своими мыслями?

А в другой раз, уже впотьмах, подхожу к конюшне, а он убирает за лошадкой. Я притаился в дверях и слушаю, как он приговаривает что‑то непонятное. Вдруг, выходя из дверей, как воскликнет:

— Ой, мать Анатолия, как Вы меня напугали!

Я говорю:

— Это я, Серафим.

А он тогда говорит:

— А-а-а, я думал — мать Анатолия.

А на прощание всё предлагал мне какую‑то рубашку:

— Ведь у тебя нет рубашки‑то, а рубашку‑то надо, надо. Вот у меня есть рубашка‑то хорошая, и тебе ладна будет.