Возрождение церковной жизни в Сибири. По страницам дневников архимандрита Серафима (Александра Егоровича Брыксина), в схиме Иринея

То есть в тот самый город, где я вырос, — уточняет о. Серафим в своих заметках. — Собственно, у меня у самого было желание туда поехать. Вот и приехал. Отслужил здесь восемь месяцев и стал проситься о переводе на другой приход, потому что здесь нет возможности оставаться.

Родные, знакомые, друзья и подруги стали посещать меня, сколько разговоров пустых, приветствия и поношения. Сколько грехов у меня прибавилось вновь. Боже мой! Хоть убегай, завязав глаза.

Правда, надо сказать, что и доброе кое‑что было. А именно: покрестил мужа моей родной сестры и повенчал их, крестил их дочь, повенчал старшего брата, крестил двоюродных родственников с детьми, к исповеди заставил подойти двух тётушек, которые по 30 и более лет не думали подходить к ней. Все это, конечно, при помощи Божией.

А сердце мое рвется из этого города, нет, здесь не могу оставаться.24

Это и произошло.

Подробности назначения

Сначала Преосвященный владыка Донат планировал отца Серафима отправить служить третьим священником в город Анжеро-Судженск Кемеровской области. И уже были подготовлены документы на 30 августа, но затем 14 сентября было решено назначить молодого иеромонаха штатным священником города Осинники в связи с тем, что священник Александр Митрофанович Атапин подал прошение по старости и болезни о выходе на пенсию.

Его правнук — Роман Анкудинов — тоже стал священником.

Он вспоминает:

— Ещё в 1920‑х годах мои предки были сосланы в Кузбасс, в город Топки, из Саратовской области вследствие раскулачивания. Прадед, Атапин Александр Митрофанович, был сторожем в Топкинском Никольском храме, иногда выполнял там работу псаломщика. В знаковом для репрессий 1937 году по доносу, будто в храме под предлогом церковной службы ведётся контрреволюционная деятельность, священник храма Свидинский и мой прадед были арестованы.

Обвинения строились на показаниях двух свидетелей: Борисенко и Кривицкого. Позже выяснилось, что ни тот, ни другой в эти годы в городе Топки не проживали.

Следствие прошло молниеносно: уговоры, угрозы, пытки.

Свидинского расстреляли, а Александра Митрофановича осудили на восемь лет заключения (он отбывал срок в читинских лагерях) и пять лет ссылки и поражения в правах.

После освобождения Александр Митрофанович вернулся в Топки, опять пошёл в церковь, стал диаконом, но пробыл на воле лишь два месяца. В 1949 году его вновь арестовали по тому же делу. И, несмотря на то, что наказание он уже отбыл, не выдвигая никаких новых обвинений, основываясь на материалах старого дела и показаниях тех же липовых свидетелей, прадеда вновь репрессировали.