Возрождение церковной жизни в Сибири. По страницам дневников архимандрита Серафима (Александра Егоровича Брыксина), в схиме Иринея

Поднимаемся наверх — заходим в небольшое помещение. Отец Феодорит закрывает колокольню изнутри на ключ — такие огромные ключи у него были. И рассказывает мне.

— Мы здесь наслышаны о Барнаульском событии, о воскресении из мёртвых Клавдии, да и не только наслышаны. Мы нашли брошюрочку старинного издания — дореволюционного, где было предсказано, что будут такие случаи воскрешения из мёртвых.

И вдруг совершается это чудо в Барнауле. Мы смотрим в эту брошюру — всё совпадает: в ней как раз предсказано воскрешение православной христианки.

Но ходят разговоры, что барнаульский случай — это шарлатанство, что ничего подобного нет, что факты провокационные — даже некоторые священники так считают. Мне надо знать, отец Серафим, что вы сами думаете об этом!

— Это факт правдоподобный, — отвечаю я. — Вся наша Сибирь захвачена этим событием. Мы не сомневаемся ни в чём!

И я сказал, что наши прихожане не раз ездили в Барнаул, слышали рассказы Клавдии, как она, разлучившись с телом, душой своей летала над домом, где были слёзы и горе, как Господь ей говорил о покаянии, о молитве.

Прихожане были уверены, что событие подлинное. Кроме того, я слышал, как отец Валентин Бирюков (тогда он ещё не был священником), несколько раз побывав в Барнауле, рассказывал обо всём так убежденно, с таким подъёмом, с такой верой! Он готов был бесстрашно свидетельствовать о чуде всякому, кто бы ни был перед ним.

Закончив рассказ, я спросил у отца архимандрита:

— А вы как, отец Феодорит, думаете?

— Отец Серафим, я согласен только с вами! А с доводами сомневающихся не согласен.

Вот такой разговор был у нас на колокольне Лавры.

Так что проповедь отца Александра Пивоварова в Петропавловском соборе Томска основывалась не на слухах, а на рассказах реальных свидетелей. Я помню, как за одно упоминание о чуде воскрешения Клавдии Устюжаниной атеисты начали бурную войну против отца Александра. Ему запретили выезжать из города (это было что‑то вроде домашнего ареста). Уполномоченный по делам религии даже ставил перед архиереем вопрос о снятии священного сана с о. Александра за такую проповедь — дескать, это провокация!

Даже уголовное дело собирались заводить против него. Но после того, как все верующие встали на защиту своего батюшки, дела не завели.

Владыка стал ходатайствовать за отца Александра — дескать, он благочинный, ему надо выезжать с отчетом в епархию в Новосибирск. В конце концов власти сняли запрет на выезд. Но с него потребовали обязательства, что больше он об этом не будет проповедовать.

Многие священники тогда были безвыездными из‑за проповеди о. Александра.

Ведь Томск — студенческий город, там много молодёжи. И когда студенты услышали проповедь о воскрешении, они потянулись к церкви, им ещё и ещё хотелось услышать это свидетельство. Потом они частным образом задавали много вопросов.

Не исключено, что именно с той проповедью связано судебное преследование о. Александра в начале 1980‑х годов. Формально это, конечно, был совсем другой случай. Но о. Александр был под особым контролем, ему пытались вообще запретить проповедовать. Но он был энергичным священником — не мог молчать, кроме того, понимал нужды верующих людей в молитвословах, в Евангелии.

Ведь тогда почти ничего не издавалось. И он нашёл людей где‑то в Москве, через которых получал и распространял молитвословы, Новый Завет, чтобы люди могли молиться, читать Евангелие. Из этого сделали преступление! Его обвинили и судили, приговорив к двум годам заключения.

Александр Пивоваров приложил также много усилий для того, чтобы и в городе Новокузнецке Кемеровской области было не только Духовное училище, но и возродилась духовная жизнь во всём городе. Как радовался отец Александр тому, что на крови мучеников в наши дни возрождается Русская Православная Церковь. Да, радовался, радовался тому, что, живя многие годы под властью безбожия, он был чудесно храним Господом

Не говори, что нет спасенья,

Что ты в печалях изнемог:

Чем ночь темней, тем ярче звёзды,

Чем глубже скорбь, тем ближе Бог.

А через год нашу церковь в Красноярске всё‑таки закрыли. И превратили храм в музей.

Аргументы абсолютно были необоснованные, говорили, что над собором должна проходить линия высоковольтная. А линии так и нет.

Когда я после двух лет скитаний появился в Красноярске, зашёл в этот музей — так странно мне было: иконостасы разрушены, престолы трёх алтарей уничтожены. Что и говорить — музей атеизма.

Потом сколотили ещё один комок грязи и запустили прямо в лицо. А впоследствии всё‑таки отец благочинный не выдержал моего присутствия и решил окончательно оттолкнуть меня.

Конечно, тут, пожалуй, редко кто выдержал бы, когда твою срывают маску пред Господом. И ты остаешься на виду таким, какой есть. Это я имею в виду своего благочинного о. В., и епископа Л.25

Митрополит Леонтий (Леонид Фаддеевич Бондарь) (1913–1999)

Как-то в одной из очередных бесед я упомянул о нравственной жизни христианина в семье. Напомнил, что дом наш — есть вторая церковь. А какова наша жизнь?