Возрожденный молнией

У меня ясно перед глазами вспыхнула багровая лужа, которая расползалась у его ног. И понял, что он лжёт. Но как ему удалось выжить, не умереть от болевого шока?

— Не понимаю, Франко, почему твои друзья с ним не разберутся?!

— Никто не хочет связываться. У него такие влиятельные покровители. Дай боже! Если его хоть пальцем тронешь, Прямой путь к рубильнику в пару киловольт. Стэн, если ты собираешься здесь торчать и надоедать мне, лучше принеси выпить. У меня в горле пересохло. В баре возьми.

Я только покачал головой. Он довольно быстро начал приходить в себя, несмотря на синяки и багровые кровоподтёки, густо расплывшиеся на лице, распухший нос, и губы. Медленно, осторожно прислушиваясь к ощущениям, присел. Болезненно морщась, налил стакан и жадно выпил, словно это была вода, а не крепкий алкоголь.

— Слушай, у тебя тоже есть права. Презумпция невиновности, в конце концов.

Франко слабо рассмеялся.

— Наивный. У меня нет прав. Никаких. В глазах Рэндольфа я никто, ноль.

— Ты знаешь этих Сартарелли? — спросил я.

— Знаю. Марк Сартарелли был бухгалтером, работал на Карло, — глухо объяснил он.

Я нахмурился, подошёл ближе, вглядываясь в его лицо.

— И ты знаешь, кто их убрал?

— Стэн! Я не знаю! — гневно воскликнул он. — Но это не я! Понятно? Если бы Карло мне приказал, я мог убрать Сартарелли. Но не стал бы насиловать его жену, убивать детей. Убирайся к чёрту! Твою мать!

Когда я возвращался домой, все время размышлял о нашем разговоре. Почему я испытывал к Антонелли жалость? Потому что он оказался обаятельным голубоглазым итальянцем? А если на его месте был бы безжалостный чеченец Рахмет с ухмылкой убийцы? Я бы пожалел его? Вряд ли. Думаю, лишь испытывал бы удовлетворение, наблюдая за его избиением. А что если мой друг-гангстер врал? Недаром ведь его называли "Хитрый лис". Хитрый. Он вполне мог хладнокровно по заказу своего Дона вырезать всю семью Сартарелли, несчастного "чёрного" бухгалтера. Поиздеваться над его женой, детьми. Чтобы его остановило? Он не убил пьяную дамочку? Но он мог лишь разыграть представление передо мной. Упал на пол, но даже не снял кольт с предохранителя. Он отдал ключ от ячейки, где может лежать компромат на компанию Джонса. Но не сказал, где находится сам банк. Мог отдать первый-попавшийся ключ и я никогда не найду этих материалов. Он хотел приставить ко мне своих людей. Якобы для защиты. А может просто боялся, что я что-то раскопаю на него или на его Дона? Я вновь ощутил себя совершенно потерянным в этом чуждом для меня мире, где я никому не мог доверять.

Вернуться к содержанию

Глава 13. Встреча с детективом

— Ну, что трясёшься от страха? — подмигнул мне Сэм.

— Нет. Уже нет, — честно ответил я.

В тот день, когда я показал Сэму первую статью о моих мучениях в Синг-синг, мне реально было страшно. Я ощущал себя первокурсником, который пришёл на экзамен к строгому профессору. Оказалось дьявольски трудно печатать на машинке. Я перепортил кучу бумаги, прежде чем понял, что надо делать это без единой ошибки — иначе весь лист уходил в корзину. И не тянуться к тому месту, где должна быть клавиша бэкспейс — стереть символ. Кроме того, я должен был уложиться ровно в то количество знаков, которое отведено под статью. Не больше, не меньше. Ни на один символ. В редакции, конечно, имелись машинистки, которые могли перепечатать мой текст. Но я — дитя 21-го века, уже не мог так долго писать столько авторучкой.

И чего я никак не мог понять, как мой мозг преобразовывал русский текст в английский? И вообще, на каком языке я думал? На родном русском или всё-таки на английском? Яркая картинка в голове о моих страданиях на электрическом стуле, когда с ужасом ждал, как палач опустит рычаг, тускнела, бледнела, теряла краски, когда переходила в корявые буквы, вдавленные в желтоватую бумагу.

Но всё прошло благополучно. Моя статья на первой полосе вызвала, если не эффект разорвавшейся бомбы — мать твою, какой затёртый штамп, то во всяком случае подняла тираж газеты процентов на двадцать. Так сказал Сэм. Со своей обычной кривой ухмылкой, но в его глазах я заметил удовлетворение, радость от того, что он не ошибся во мне.

А теперь мы стояли с главредом "Пронырой" Сэмом на каменном балконе, нависавшим над пресс-центром или типографией, которая располагалась в подвале здания редакции. С грохотом курьерского поезда работали массивные офсетные машины. Они казались такими древними, словно я попал не в 50-е годы прошлого века, а в эпоху Гуттенберга. Яркий отсвет плясал на ритмично двигающихся стальных шатунах. Наборщики в синих комбинезонах и замызганных рубашках с засученными рукавами деловито трудились рядом, крутили рычаги. А по транспортёру текла река из только что отпечатанных номеров. И в воздухе разливался тяжёлый, но такой пьянящий запах сногсшибательных сенсаций — густо замешанная смесь типографской краски, машинного масла и свинца.