Возвращение

Первую половину пути в колонне были еще и ослы, тяжело груженные постельным бельем, ведрами и даже мебелью, но большинство из них рано или поздно не выдерживали веса своей ноши, и тела мертвых животных в сточных канавах стали обычным зрелищем. Поначалу редкие мухи слетались только к их глазам, но стоило на трупах появиться первым следам разложения, как насекомые начинали вокруг них кружить целым роем.

Хотя в основном люди двигались в тишине, которую нарушали лишь звуки их собственных шагов и тихое бряцание скарба, время от времени Мерседес рассказывала Хави историю. Большую часть дня она несла его на плечах, и они оба посасывали найденный в полях сахарный тростник. Еда закончилась, и теперь это был единственный доступный им способ пополнить силы; когда же усталость окончательно брала над ними верх, они могли прикорнуть ненадолго на обочине.

Как-то раз Мерседес заметила раскрытый посреди дороги сундук, из которого вывалилось все содержимое. Несколько носильных вещей унесло ветром к соседним кустам, где они и застряли в колючках: ослепительно-белое платье для первого причастия, вышитая детская сорочка, свадебная мантилья. Распяленные по кусту наряды, словно рекламные афиши, дразнили всех, кто их видел, напоминанием о временах, когда эти вещи в последний раз надевались, о мирной жизни, в которой было место и свадьбам, и крестинам. Всех, кто проходил мимо, посещала одна и та же мысль: какой давно забытой роскошью кажутся теперь все эти обрядовые церемонии!

Порой они проходили через небольшой городок или деревеньку, брошенную жителями. Уходя, те ничего после себя не оставляли. Несколько человек обшаривали пустые дома – искали не ценности, а что-нибудь действительно полезное вроде мешка риса, который позволил бы им продержаться лишние несколько дней.

Хотя Мерседес и Мануэла изредка переговаривались, беседы в стопятидесятитысячной колонне в основном были редкостью. Слышался только скрип туфель, ступающих по сыпкой дороге, да редкое хныканье детей, некоторые из которых появились на свет совсем недавно, где-то на обочине.

Когда женщины, миновав уже почти половину пути, подходили к Мотрилю, они услышали низкий раскатистый звук. Время было ближе к вечеру. Мерседес решила, что это натужно ревут грузовики, но Мануэла мгновенно узнала знакомый гул и, остановившись, посмотрела вверх. Низко над их головами пролетали самолеты националистов – грузные, шумные и неуклюжие.

Люди удивленно провожали их глазами. Никто не произносил ни звука. Потом началась бомбардировка.

За все те месяцы, что шла война, Мерседес ни разу не испытывала еще такого безграничного ужаса, какой охватил ее сейчас. Во рту металлический привкус страха, и на мгновение тяжелые удары собственного сердца заглушили тревожные выкрики вокруг нее. Чутье подсказывало девушке, что нужно бежать, бежать изо всех сил и как можно дальше, вот только спрятаться было негде: поблизости не наблюдалось ни подвалов, ни мостов, ни станций метро. Ни-че-го. Как бы то ни было, следовало позаботиться о Хави и его матери. Она стояла как вкопанная, зажимая уши руками, чтобы отгородиться от оглушительного рева проносящихся прямо над головой самолетов.

Мерседес схватила Мануэлу, которая прижала к себе Хави. Так они и стояли, замерев в объятиях друг друга и закрыв глаза на мир и ужасающую сцену, которая вокруг них разворачивалась. Мерседес через одежду ощущала, как остро выпирают кости Мануэлы. Казалось, она вот-вот сломается. Защититься им было нечем, а Мануэла, как и большинство жителей Малаги, совсем недавно переживших ужасы бомбежки и пулеметных обстрелов в родном городе, на мгновение беспомощно застыла перед новой атакой фашистских агрессоров.

– Давайте сойдем с дороги, – прокричала Мерседес. – Это наша единственная надежда.

Горькая ирония заключалась в том, что единственным местом, где можно было спрятаться вдоль этого бесприветного участка дороги, были воронки, которые оставили разорвавшиеся ранее в полях бомбы. Многие, цепенея от ужаса, в них и забились. По крайней мере, бомбардировщики уже позаботились о каком-никаком убежище для своих запуганных жертв.

Скоро все вокруг было усеяно похожими на сломанные куклы телами.

К ужасу и ошеломлению всех, кто был в тот день на дороге, впереди их ждало еще более страшное нападение. Когда бомбардировщики выполнили свою задачу, пришел черед второй смертоносной волны: в небе показались истребители. Чтобы посеять еще больше страха, они атаковали с бреющего полета, обстреливая сначала дороги, а потом и самих людей. Вокруг полыхали ослепительные вспышки: пули двумя линиями пылающего пунктира прорезали кричащую толпу. Пилоты особо не напрягались; они бы легко смогли изрикошетить свои цели даже с закрытыми глазами.

Матери лепетали, точно младенцы, видя, что их кровиночки падают как подкошенные. У некоторых было четверо или пятеро детей, и их никак нельзя было защитить. Так или иначе, одной прицельной очередью можно было уложить несколько человек.