Возвращение

Один раз двухместный самолет пролетел настолько низко, что Мерседес смогла разглядеть и пилота, и сидящего за ним стрелка. Люди бросились врассыпную в надежде убежать от пуль, но это был бесполезный труд: стрелок легко разворачивал пулемет так, чтобы площадь поражения была максимальной. Кося путников пулеметными очередями, пилот довольно улыбался, отчего на его щеках появлялись ямочки.

Потом все стихло. Проходили минуты, а самолеты все не возвращались.

– Кажется, все, – проговорила Мерседес, стараясь обнадежить Мануэлу. – Надо идти. Неизвестно, когда они могут вернуться.

Воздух наполнился стонами раненых и тех, кто лишился близких. Многим теперь предстоял нелегкий выбор – то ли попытаться похоронить своих мертвых, то ли продолжить путь к предлагающей убежище Альмерии. Земля была твердой, и рытье могил давалось непросто, но кое-кто все же пытался. Остальные просто накрывали тело последним одеялом и шли дальше, забирая с собой вину и скорбь. Если погибала мать, то ее детей тут же забирали к себе другие семьи и уводили вперед, подальше от жуткого для них зрелища.

Последние двое суток Мерседес только и делала, что думала о Хавьере. Не было ни секунды, чтобы на уме у нее был кто-то, кроме любимого. И лишь когда вокруг нее загрохотали бомбы, она очнулась от этого своего забытья. В тот миг мысли о Хавьере впервые перестали быть единственными. Даже вероятность того, что любимый мужчина может оказаться где-нибудь посреди этой редеющей толпы, будто бы потеряла для нее ненадолго всякое значение. Сейчас ее главной заботой стала необходимость довести это хрупкое создание – Мануэлу – и ее сына до безопасного места.

Многие хоть и выжили, но оказались покалечены, и к тем, кто хромал из самой Малаги, прибавилась новая волна еле бредущих раненых. Поход должен был продолжаться, заданное направление не изменилось. Назад пути не было, оставаться на месте они тоже не могли.

Мануэла не произнесла ни слова. На мгновение показалось, что она окаменела от страха, но твердое плечо Мерседес и ощущение ладошки сына в ее руке привели женщину в чувство. Они продолжили идти дальше.

Когда дорога вильнула к морю, до них донесся шум бьющихся о скалы волн. Мерные звуки природы дарили забвение. Раз или два Мерседес видела лежащих на пляже людей и не смогла понять, живые они или мертвые. Как бы то ни было, если они не пошевелятся, их рано или поздно унесут волны. Рядом с людьми лежали ослы, те тоже умирали. Из их пасти торчали распухшие языки.

На пятый день пути настал момент, когда ненадолго выглянуло солнце и вода заискрилась. Мерседес почувствовала, как Хави дергает ее за юбку, стараясь утянуть к морю. Ему казалось, что не иначе как пришло время для игр: побросать камешки в волны, помочить пальчики в воде.

Он еще сможет насладиться детством, но не сейчас. Слишком жуткая бы вышла игра среди трупов.

– Нет, Хави, не сейчас, – раздраженно бросила Мануэла, беря сына на руки.

– Мы еще вернемся на море и поиграем, – сказала Мерседес. – Обещаю.

В тот день, когда даже маячивший вдалеке силуэт птицы вызывал в ней только ужас, будоража воспоминания о самолетах, перестрелявших так многих из их колонны, у нее была только одна цель – добраться до Альмерии. Она снова задумалась о Хавьере. Мысли о любимом поддерживали ее все эти последние километры, но, чтобы отыскать его, ей требовался новый план.

Некоторые так и не дошли до Альмерии: частью это были раненые, упавшие замертво прямо на дороге, а частью те, кто сам наложил на себя руки. На глаза тем, кто, как и Мерседес, постепенно сместился к концу колонны, то и дело попадались тела застрелившихся и повесившихся на деревьях. Они прошли уже так много, но отчаяние их все-таки нагнало. Мануэле не единожды приходилось прикрывать Хави глаза.

Добравшись до Альмерии и завидев ее здания, обещавшие пристанище, Мерседес едва не зарыдала от облегчения. Они все проделали длинный путь, и это стоило отпраздновать, поэтому первым делом она подумала, чего бы поесть. Девушка грезила о свежем хлебе.

На многих накатила неимоверная усталость. Спать на улицах Альмерии казалось куда безопаснее, чем на открытой, ничем не защищенной дороге, а тротуары рисовались мягкими матрасами после недели, проведенной на неровной каменистой почве. Большинство, исполнившись благодарности, целыми семьями так и оседали на землю, кто-то дремал прямо среди бела дня под защитой окружающих их зданий, словно в уютной комнате.

Как только они вошли в город, Мерседес с Мануэлой тут же встали в очередь за хлебом.

– Почему ты не вернешься в Гранаду к своей семье? – спросила Мануэла, пока они стояли вместе в очереди. – Мы с Хави не хотели бы с тобой расставаться, но, если бы нам было куда податься, мы бы не раздумывали. Ты не обязана здесь оставаться.