Оказавшись лицом к лицу с идущими во главе колонны людьми, она мгновенно ощутила, насколько ужасающим было их безмолвие. Все до одного как воды в рот набрали. Смотрели прямо сквозь нее, словно ее и не существовало вовсе. Все равно что сомнамбулы. Она посторонилась, уступая им дорогу. Они шли мимо нее один за одним: старые, молодые, хромые, раненые, дети, беременные женщины, смотря перед собой или уставившись себе под ноги. Единственным, что их объединяло, кроме застывшего на лицах страха, было исходящее от этих людей ощущение покорной обреченности. Глаза зияли пустотой, словно из них выжгли все эмоции.
Какое-то время Мерседес наблюдала за их шествием. Было странно, что ее совершенно не замечают, и ей не пришло в голову остановить кого-нибудь и спросить, куда они направляются. Потом она обратила внимание на женщину, присевшую на корточки у обочины, чтобы немного передохнуть. Рядом с ней сидел ребенок, бездумно чертивший палочкой круги в дорожной пыли. Мерседес ухватилась за представившуюся возможность.
– Прошу прощения… вы не подскажете, куда все идут? – мягко спросила она.
– Идут? Куда идут?
Голос женщины, хотя и совсем слабый, прозвучал недоверчиво: неужели кому-то взбрело в голову спрашивать об этом?
Тогда Мерседес зашла с другой стороны:
– Откуда вы все идете?
Женщина ответила без промедления:
– Из Малаги… Малаги… Малаги.
С каждым повтором голос ее звучал все тише и тише, пока не сошел под конец на шепот.
– Из Малаги, – повторила Мерседес. В животе у нее заныло. Она опустилась рядом с женщиной на колени. – А что случилось в Малаге? Почему вы все оттуда ушли?
Теперь их лица оказались на одном уровне, и женщина впервые взглянула на Мерседес. Мимо продолжала тянуться молчаливая толпа. Никто даже не посмотрел в сторону двух женщин с чумазым ребенком.
– Ты не знаешь?
– Нет, я иду из Гранады. Держу путь в Малагу. Что там происходит?
Мерседес силилась унять свою тревогу и нетерпение.
– Ужас. Просто ужас.
У женщины перехватило голос, словно она даже вспоминать об этом боялась.
Мерседес разрывалась между желанием узнать правду и страхом того же. Ее первая мысль была о Хавьере. Он все еще остается в Малаге? Или он в этой огромной толпе, уходит все дальше из своего города? Ей нужно было узнать больше, и, посидев в молчании еще несколько минут, она решилась на следующий вопрос. Эта женщина могла стать для нее единственным источником сведений, поскольку никто другой, похоже, останавливаться не собирался.
– Расскажите. Что случилось?
– У тебя есть какая-нибудь еда?
Мерседес вдруг сообразила, что женщину занимало только одно. Ее не интересовали ни события последних дней, ни неизвестность впереди. Все ее мысли занимало сводящее желудок болью чувство голода и бесконечное хныканье ее маленького сына, отчаянно хотевшего есть.
– Еда? Есть. Когда вы в последний раз ели?
Мерседес уже полезла в свой мешок за лепешкой и апельсином.
– Хави!
Мальчонка мазнул по ним взглядом и уже через секунду оказался рядом, цапая лепешку из рук матери.
– Прекрати! – одернула она его. – Не все сразу! Не хватай!
– Ничего страшного, – спокойно проговорила Мерседес. – Мне не хочется есть.
– А мне хочется, – слабым голосом призналась женщина. – Я такая голодная. Хави, будь добр, оставь и мне немного.
Ее просьба запоздала. Отчаянно голодный ребенок сунул в рот все до последней крошечки, и теперь щеки его раздулись так, что чуть не лопались, – ответить он ничего не мог.
– Ему тяжело понять, почему мы уже несколько недель голодаем, – со слезами сказала мать. – Ему ведь всего три годика.
Жадность мальчишки раздосадовала Мерседес. Сжав апельсин в руке, она протянула его женщине.
– Вот, – сказала она. – Возьмите.
Женщина неспешно очистила фрукт. Каждую дольку она предлагала сначала сыну, потом Мерседес и, только когда они отказывались, клала ее себе в рот. Ей хватало внутренней дисциплины жевать каждый кусочек медленно, вдумчиво, наслаждаясь каждой каплей сока, тонкой струйкой стекавшего в ее пересохшее горло.
Больше никто не остановился. Толпа все так и шла мимо. Женщина заметно приободрилась.
– Теперь, думаю, нам пора двигаться дальше, – сказала она, ни к кому вроде бы не обращаясь.
Мерседес замялась:
– Боюсь, нам не по пути.
– В какую же сторону ты идешь? Не в Малагу же!
Мерседес передернула плечами:
– Таков был мой план.
– Что ж, если я расскажу, что там произошло, ты, скорее всего, передумаешь.
Они стояли лицом к лицу на обочине дороги.
– Так расскажите, – сказала Мерседес, пытаясь не показать свое собственное смятение.
– У Малаги не было ни единого шанса, – начала свой рассказ женщина, приблизив свое лицо к лицу Мерседес. – Все бомбили порт, но это было не самое страшное. Самое страшное случилось, когда они вошли в город: их были тысячи. Наверное, тысяч двадцать, так они сказали.
– Кто? Кто вошел?