Возвращение Амура

– Да уж, ваш Бонапарт навел порядок, – усмехнулся Муравьев. – Во всей Европе. Только вот зачем его в Россию черти принесли?

– Черти?! – Катрин наморщила лоб. – Ах, да, эти маленькие рогатые существа, я читала сказку Пушкина про Балду. Нет, императора не черти принесли – папа^говорил, что император через Россию хотел пройти в Индию, отобрать ее у Англии, а русские не поняли и стали воевать…

– Ну-ну, – засмеялся Муравьев. – Оказывается, сказки не только Пушкин сочинял…

– Ты не веришь папа^? – обиделась Катрин.

– Да нет. – Николай Николаевич снова наполнил бокалы. – Давай выпьем за здоровье твоих родителей. – Они выпили. – Правда, хорошее вино? – Катрин кивнула, посмотрела через хрусталь на свечи, на игру огня в золотом напитке. Муж допил и поставил бокал на столик. – О-о, что-то я сегодня расслабился… Нет, Катюша, старику твоему я верю, а Бонапарту – нет. Ну да бог с ним – что нам Гекуба! Я вот думаю о той девушке-каторжанке. Из Омской судебной палаты ни ответа ни привета, а ей как-то помочь надобно. Верю я, что она невиновна. И юноша этот, Гриша Шлык, который за ней в Сибирь пошел, покоя не дает.

– Выходит, не только жены декабристов своей верностью славятся. А нельзя ее к нам забрать? Была бы второй горничной – для Элизы. Ты же здесь – высшая власть!

– Нет, моя дорогая. Судебное решение может отменить только более высокая судебная инстанция. Я тут много чего нарушаю ради пользы дела, но закон переступить не могу. Переступлю я, переступит другой и – пиши пропало, все пойдет вразнос. А зародилась у меня еще одна мыслишка. Я вот все жалуюсь: мало людей, мало людей, – а люди-то откуда берутся? На одних переселенцах далеко не уедешь, надо о будущем думать, а значит – нужно здесь рожать. Пока суд да дело, пока на Амур придем, дети вырастут, свои, местные. Только опять закавыка: где женщин взять? Мужиков-то хватает, а с женщинами… – Николай Николаевич развел руками. – С другой стороны, – он хитро подмигнул Катрин, – полно каторжанок, от которых на каторжных работах толку чуть, а лучшие годы для родов уходят – коту под хвост. – Засмеялся, увидев изумление на лице жены, и пояснил: – Ну, значит, впустую. Это нехорошо, не по-государственному. И вот я думаю: надо разрешить каторжанкам выходить замуж за местных и заниматься не горными работами, а исконным женским делом – рожать и воспитывать новых подданных государя-императора. Вот об этом будет мое еще одно письмо к моему заклятому другу – министру юстиции графу Панину. Какова мыслишка? А?

– Замечательная мыслишка! – Екатерина Николаевна засмеялась, отставила свой бокал, обвила голову мужа руками и прошептала ему на ухо: – Хоть я и не каторжанка, но готова сейчас же заняться исконным женским делом…

3

За утренним чаем Екатерина Николаевна спросила, словно невзначай:

– Дорогой, у тебя еще будут поездки в провинции?

– Будущей весной – в Камчатку. Я отдал распоряжение и уже строят лодки в Качуге. Это поселок и пристань на реке Лене. Оттуда будем сплавляться до Якутска, потом на лошадях до Охотского порта, а там уже морем до Камчатки. Вот такой вояж!

– Имей в виду, что я поеду с тобой.

– Как это – поедешь со мной?! Это же не визит к Волконским или Трубецким. Это тысячи верст – по реке, по тайге, по горам! Помилуй бог, Катюша, там и дорог-то настоящих нет!

– Ну и что? Где пройдешь ты, пройду и я. Верхом ездить умею – и не в дамском седле. Стрелять ты меня сам учил. Помнишь тир в Париже? Так что обузой не буду. Все-все-все, никаких возражений! И потом – ты мне обещал, что без меня больше никуда не поедешь…

– Прости, но тебе будет очень сложно – одной среди мужчин.

– А мы Элизу возьмем с собой. Она мечтает побывать в Камчатке.

Муж захлебнулся, закашлялся, замахал на жену руками:

– Может быть, и виолончель прихватить? – чуть дыша, выговорил он.

– Почему бы и нет? Вряд ли кто в Камчатке слышал пиесы для виолончели. Если там найдется фортепьяно, мы вместе дадим концерт. Николя, как ты не понимаешь: я хочу жить твоей жизнью. Жить по-настоящему!

Глава 13

1

– Ефим Андреевич, вот вы, известный предприниматель, купец, золотопромышленник, вы мои действия одобряете и поддерживаете, а почему остальное купечество идет на меня в штыковую атаку?

Генерал-губернатор заехал в гости к знаменитому на всю Сибирь иркутскому купцу к полной неожиданности хозяина. Тот едва успел распорядиться насчет чаю – время было далеко еще не обеденное. Стол накрыли с самоваром, с пирогами-печеньями да наливочками. Выпили по стопке кедровой, закусили пирогом с осетровой вязигой – отменные, между прочим, пироги, славились на весь купеческий Иркутск, а то и пошире, – принялись за ароматный чай. Кузнецов был радушен, но в глазах, не по-стариковски острых, промелькивала настороженность: с чем же все-таки гость именитый пожаловал? Муравьев замечал эту настороженность и грустно про себя усмехался: да ни с чем особенным, славный ты мой человек, просто надоело с купцами бодаться.

На вопрос Муравьева Кузнецов, большой седовласый старец с золотой цепью главы купеческой гильдии на груди, улыбнулся, пророкотал добродушно: