Возвращение Бессмертного

– Возвращается, – сообщил Баюн, выглядывая наружу. – Вон, как раз едут.

Маргарита метнулась к окну, чуть не свалив кота. Тот протестующе мявкнул, но Маргарите было не до него.

Дворцовая улица и площадь были заполнены народом. Гвардейцы с саблями оцепили проезд, по которому тянулась телега, сопровождаемая всадниками, в одном из которых Маргарита узнала царевича. Она металась взглядом, выискивая Никиту – хоть связанного, хоть какого, – но его не было. Или не видно отсюда?

Маргарита выскочила из комнаты и побежала вниз. Почему-то на этот раз Илья выпустил её на крыльцо, где уже ждали и царица с Коломной, и Колобок, и Саша Ферзь, невысокий немногословный офицер дворцовой стражи, и даже побледневшая Лика, терзавшая в пальцах носовой платочек.

Процессия уже заезжала на площадь, и даже с крыльца было видно, как тяжело и мучительно медленно она продвигается. Всадники сопровождали не одну телегу, а две – вторую Маргарита пропустила от волнения. В первой лежали три покалеченных человека, обмотанных окровавленными тряпками; во второй – и тут у Маргариты сжалось сердце – два тела, прикрытых рогожами.

«Неужто Никита?!» – с болью подумала она.

Впереди, покачиваясь от усталости в сёдлах, ехали Иван, Остей и Прохор. У Остея были перемотаны голова и руки, у царевича колени. Подъехав к крыльцу, он не спрыгнул упруго и гибко, как раньше, а сполз, придерживаясь руками за седло и осторожно ставя ноги на камни.

Лика слетела с крыльца и бросилась к нему, обхватив руками и вжавшись в грудь. Она стиснула его на секунду и тут же отпустила, схватив за щёки и жадно всматриваясь в осунувшееся небритое лицо.

– Я в порядке, Лика, – пробормотал Иван, взяв её ладони в свои и поцеловав. – В порядке. Устал только как собака.

Лика опустила взгляд на перемотанные колени.

– Это ерунда, это Марья быстро починит, – торопливо сказал он, погладив Лику по щеке и стерев с неё слезу – Моим людям не так повезло.

– Когда сказали, что вас везут, – прошептала Лика, тиская его ладони, – я… я так испугалась.

– Я в порядке, – повторил царевич, ещё раз обняв сестру и мягко, но решительно отстранив. – У нас потери, государыня! – отнёсся он к подходившей Марье. – Можете заняться ранеными?

Царица остановилась перед Иваном, посмотрела несколько секунд, закусив губу. Потом неожиданно, быстро и нежно, провела кончиками пальцев по его щеке.

– Хорошо хоть ты жив! – сказала она дрогнувшим голосом и быстро отвернулась.

– Ферзь! – махнула царица рукой. – Займись! Иван, ты… ты иди к себе, я сейчас подойду.

– Доклад….

– Доклады подождут, – прервала Марья. – Главное я знаю, остальное успеется.

– Нет, не успеется! – Иван сказал так резко, что и Марья, и Лика посмотрели на него с удивлением.

– Нужно… – царевич смотрел поверх голов мачехи и сестры в сторону крыльца, – нужно кое-что обсудить. Срочно. И пусть она тоже будет.

Лика с Марьей повернулись по взгляду Ивана. Он смотрел на Маргариту.

Маргарита от растерянности даже шагнула назад. Она не понимала, что натворила и почему на неё все так смотрят, но чувствовала, что ничем хорошим это не закончится. Царевич вернулся настроенным против неё ещё больше, чем уезжал. И это рисковало ухудшить её и без того незавидное положение.

* * *

Коломна был встревожен. И не столько даже положением дел, сколько состоянием Марьи.

Дьяк знал эту женщину двадцать лет. И видел то, что другие пока не замечали, – царица на нервах. Она сдерживает себя на людях, спокойно отдаёт приказы и распоряжения, выслушивает отчёты и доклады. Но на душе у неё неспокойно, и держится она с трудом.

Коломна не мог понять почему. Да, положение не ахти, да, посланца Кощея перехватить не удалось, и войны, судя по всему, уже не избежать. Но они сейчас в намного более выгодном и устойчивом положении, чем год назад, когда им противостоял сам Бессмертный со всей своей мощью. И тогда Марья не была так подавлена, как сейчас.

Что-то её гнетет, и с положением дел в царстве и на границах это если и связано, то косвенно. Что-то тут у неё своё, личное, что она не хочет или не может обсудить даже с ним, Коломной.

Вот и сейчас. Она проявила слабость, погладив пасынка совсем не материнским жестом, и это заметили все. У неё хватило ума понять, что сорвалась, но вместо того, чтобы тут же, на месте, исправить всё, переключив внимание на что-нибудь другое, хоть бы на эту Кошкину, учинив ей расправу, она совершенно по-женски спряталась у себя, потребовав Баюна.

Пока кошак успокаивал царицу и приводил в порядок её нервы, Коломна распоряжался остальными. Он отправил раненых наверх, приказав подготовить их к приходу царицы. Тела Тимофея и Гаврилы дьяк велел обрядить и выставить для прощания в главном зале казарм.

Царевича Коломна хотел было лично отвести в его покои, но тот отказался. Лика просилась остаться при нём, но он и её отослал, сказав, что будет сейчас при раненых и на это зрелище ей лучше не смотреть.