Возвращение Черного Еретика (СИ)

Это нечестно по отношению к Леа, но её, кажется, пока всё устраивает. Учитывая то, что Тадеуш пару раз… или пару десятков раз окликнул её другим именем, которое вертится на языке, нахально выкрикивается из телевизора и маячит на обложках журналов и газет, а Леа промолчала и не обратила внимание. Тадеуш ничего не спрашивает. Он пытается починить свою жизнь, держащуюся на разболтанных гвоздях.

Через несколько дней он улетает на встречу Большой Двадцатки в столицу Матугала, Бонлисс. Там будут Вивьен Мо и Миклас Вретт. И не будет Астори. Отличный шанс ещё раз всё обдумать.

В дверь стучат. Тадеуш, торопливо пригладив вихры у зеркала, сходит вниз и впускает в квартиру троих мужчин, давних друзей его отца — Джаральда Данзина, Ферньо ди Корсиньо и Элберардо ди Саншичио. Тадеуш обменивается с ними рукопожатиями, улыбается, приветливо кивает, отвечает на короткие дружелюбные вопросы и провожает в гостиную.

— Хотите чай? Торик? Чего-то покрепче? У меня готов обед, если вы…

— Нет, Таде, спасибо, — отвечает за троих Джаральд, самый старший. Внутри Тадеуша приятно першит: он давно не слышал, чтобы его называли… так. Его имя южане сокращали как «Тед» и «Тедди», а северяне — «Таде». Приятно… как будто ему снова пять, мама и папа вместе, и они живут в родном и горячо любимом Лилуэне.

Он и Джаральд садятся в кресла, Ферньо с Элберардо устраиваются на диване. Джаральд откашливается.

— Таде, я приступлю сразу к делу. Мы навестили не тебя не только из уважения к твоему отцу. Панкуэль… был прекрасным человеком, отважным и благородным. Истинным северянином. Его ранний уход стал тяжёлым ударом для всех нас.

Тадеуш вздыхает, качает головой. Ферньо и Элберардо сочувственно молчат.

— Но остался ты, — густым басом продолжает Джаральд. — Его сын. Не менее достойный.

Неуверенная улыбка ложится в углах его рта. Он ёрзает в кресле. Тадеушу очень хочется думать, что он и вправду похож на своего отца, что заслуживает чести быть его сыном. Панкуэль Бартон годами тайно поддерживал северные общины, профсоюзы и патриотические общества. В узких кругах он был очень известен и почитаем. Тадеуш по мере сил продолжает благотворительную деятельность отца, хотя он публичная личность, и делать это гораздо сложнее.

Но он обязан. В память об отце — должен.

— Таде… мы собираемся кое-что предложить тебе.

Он непонимающе хмурится. На лице Джаральда застыла решимость.

— Д-да?

— На Севере ввели чрезвычайное положение… народ волнуется. Нам это не нравится. Королева переступает черту.

Тадеуш подбирается, выпрямляет спину и тревожно облизывается. Ему не нравится интонация отцовского друга, и он очень боится его правильно понять. Потому что… нет. О нет.

— Но на её семью напали террористы, — спешно произносит Тадеуш, не замечая, как начинает оправдывать Астори. — Она лишь… она пытается защититься…

— И вынуждает защищаться нас.

Тадеуш трясёт головой.

— Нет, вы всё неверно…

— Верно, Таде.

У него падает сердце, и холодный ужас вливается в опустевшую грудь. О Мастер, не надо. Только не это. Если страшное тяжёлое слово, от которого он прятался и которого избегал много лет, будет произнесено, если поднимется меч, готовый разить, если всколыхнутся позабытые и запылённые знамёна — о нет, о них никогда по-настоящему не забывали — если зазвучит на заре изогнутый рог, сзывая воинов на битву за свободу, как это бывало сотни и сотни лет… тогда зазмеятся алыми лентами реки крови по твёрдой, сухой, неплодородной, но бесконечно родной земле, и Север и Юг вновь схлестнутся. Война. То тайная, то явная, вечная и каждый раз новая. Война. То, от чего Тадеуш всеми силами оберегал Эглерт восемь долгих лет.

— Народ поднимется рано или поздно, но ему нужен предводитель. И им можешь стать ты, Таде. Мы помним и чтим твоего отца. А ты его сын. Ты премьер-министр, который добивался для нас конституции.

— Да… верно… — бормочет Тадеуш. Пальцы подрагивают. — Н-но сейчас не семнадцатый век, а я не Гасто ди Эбильто. Я не смогу.

— Послушай меня внимательнее, Таде. — Джаральд наклоняется к нему. — Я говорю серьёзно. Это важное предложение, обдумай его…

— Я уже обдумал. Это не моё. Я не стану способствовать этой войне и вам не советую принимать в ней участие. Смертную казнь за преступление против короны уже ввели.

Тадеуш знает: он не революционный лидер. Не тот, кто ведёт за собой людей на баррикады и выкрикивает лозунги на развалинах дворца, так громко, так долго, что срывается голос и горло хрипнет. Он не будет на войне победителем, полководцем или даже солдатом. Он слишком трус или слишком политик для этого. Тадеуш делал всё, что мог, чтобы сохранить мир в Эглерте, но он никогда не сможет возглавить восстание на Севере, как бы сильно ни любил свою родину. Это не его путь. Это путь Астори. Она бы смогла.

Но она — по ту сторону обнажённых мечей и оскаленных ртов. Не с ними. Сама за себя.

На своей собственной стороне.

Она не боится войны, она, кажется, только ею и живёт, а Тадеуш… другой. Он хочет спасти Север и спасёт его — но не оружием, а словом. Так, как умеет. Так, как привык.

И посмотрим, кто окажется сильнее.