Возвращение Черного Еретика (СИ)

Тадеуш успел полюбить Эйсли за годы совместного проживания, но к Лумене он по-прежнему испытывает лишь сдержанную приязнь. Она хорошая мать и хозяйка. И она сделала его отца счастливым… Тадеуш ценит это. Он не звонит первым, но присылает открытки на Сайоль и день Гасто ди Эбильто, без просьбы платит по счетам, отвечает на редкие звонки Лумены и говорит с ней деликатно и мягко. Они не сближаются, но и не ссорятся: делить им нечего.

Наследство отца досталось им поровну. Тадеуш не стал оспаривать завещание. Холостяцкая жизнь незатратна, а Лумене и Эйсли деньги пригодятся; к тому же, так пожелал отец, а Тадеуш всегда уважал его волю.

Этот Сайоль Эйсли предложила отмечать вместе, втроём, в Наполи. Тадеуш пытался отвертеться, но не тут-то было: его маленькая сестрёнка жутко упрямая. И в кого бы? Лумена кроткая и послушная, а отец… Тадеуш думал, что от него ему и Эйсли достались одни только зелёные глаза. В любом случае, спорить с сестрой оказалось невозможно, и она утащила его на Сайоль и всю Снежную Неделю в Наполи.

Тадеуш сам не вполне понял, как это получилось, но теперь он стоит в просторном зелёном — в цвет глаз — свитере, подарке Лумены, трогает знакомые с детства фигурки на каминной полке и вдыхает свежий пихтовый запах. Ему тепло. Внутри и снаружи. Он подмёл хрупкий тающий снег во дворе, наколол дров и теперь ума не может приложить, чем бы ещё заняться. Рассованные в три увесистые пачки документы ждут своей очереди у него в спальне. Ими он займётся… позже.

Тадеуш вряд ли хоть кому-нибудь в этом признается, но он рад, что проницательная Эйсли не позволила ему встречать Сайоль в одиночестве. После разрыва с Астори оставаться одному совершенно невыносимо. Конечно, он хочет её обратно, конечно, он скучает, конечно… конечно, он любит её. Эту невозможную упрямую гордячку. Но то, что сделала она, — подлость и предательство. И Тадеуш боится и не может вновь доверять ей. Он… он не верит, что она изменилась и искренне раскаивается.

И он устал от того, что она вечно всё решала за них обоих.

Он засовывает руки в карманы и отрешённо глядит на пляшущее в камине пламя, опаляющее ненавязчивым жаром щёки. Вздыхает. Свитер сполз на одно плечо, из-под него выглядывает белая рубашка; в кудрявых тёмных волосах виднеются серебряные пряди. На лбу и переносице залегли морщины. Чёрт возьми, ему ведь тридцать пять — тридцать пять! Практически полжизни.

А он… всё ещё один. Да, премьер-министр, да, второе лицо в стране, да, самый завидный жених Эглерта, не считая малолетнего принца Джоэля… и один. Он так долго видел лишь Астори и не замечал никого вокруг… а ведь было, кого замечать. Естественно, было.

Тадеуш шмыгает носом. Наверно, сейчас уже поздно что-то исправлять… и он не уверен, сумеет ли вытравить Астори из своего сердца… да и хочет ли вытравлять. Она была его мечтой, лелеянной семь лет — и даже дольше — в самых потайных уголках души, ревниво оберегаемой от всех: коллег, друзей, знакомых… Как признаться, что влюблён в жену наследного принца?

Безнадёжно.

По лестнице, перепрыгивая через ступеньку, спускается пританцовывающая под музыку в наушниках Эйсли. Она выдувает пузыри из голубой жвачки и трясёт небрежной дулькой.

— А, Тедди! Привет. Ма ещё не вернулась из магазина?

— Нет. — Он улыбается ей. Эйсли хмурится, поправляя спадающую с плеч вязаную неизменную шаль.

— А чего ты тут один, а? Тедди? Сайоль на носу. Семья, все дела…

Он неопределённо качает головой.

— Да я… просто, ну…

— Слушай, Тедди… — Эйсли перебивает его и сосредоточенно морщится, теребя ремень на шортах. — Ты не должен быть один. Я это серьёзно. Ты… не заслуживаешь одиночества.

Тадеуш теряется, затем с деланным смехом треплет сестру по щеке.

— Детка, я здесь всего минут десять стою и от одиночества пока не умер…

— Но ты же боишься этого, да?

Тадеуш осекается. Эйсли смотрит на него полуиспуганно.

— Боишься умереть в одиночестве? Без семьи? Тедди, я… мне не следовало говорить этого, тем более сейчас, просто… я вижу, как ты мучаешься. И мне больно…

Он берёт её за руку и легонько сжимает. Старается овладеть собой. Слова Эйсли бьют в самое сердце.

— Детка, ничего, я…

— Ты должен вырваться, Тедди. Ты завяз в этом, как… как в болоте. И я думаю, тебе стоит попробовать что-то новое. — Она вытаскивает из кармана мятую бумажку. — Короче, я решила помочь тебе разобрать сумку, нашла папку, распотрошила её… ты её вообще чистишь, а? И вот нашла это.

Тадеуш недоумённо берёт клочок бумаги и вчитывается в него.

— Леа… и номер…

— Ты как-то провёл с ней Сайоль, — осторожно напоминает Эйсли. — И тепло отзывался о ней. Так может, стоит хотя бы попытаться? Не биться лбом в закрытую дверь, а просто… отпереть новую?

Тадеуш не отвечает. Эйсли гладит его по плечу.

— Наверно, ма пришла, я её слышу.

Она скрывается в прихожей, тихо шаркая розовыми тапочками по начищенному полу, и Тадеуш бессмысленно смотрит ей в спину. Не знает, что делать. Не знает, как.

Двери… двери…

***