Возвращение Дикой Розы

Густаво рассеянно взглянул в окно — впереди по шоссе, уже значительно обогнав автобус, неслась на головокружительной скорости серебристая машина. Еще миг — и она превратилась в едва различимую точку на горизонте.

— Гринго поехали, — радостно закричал Тино. — Видишь, как несутся!

— С чего ты взял, что это гринго, малыш? — усатый ранчеро сидевший впереди, оглянулся на Тино, — У нас в Мексике тоже хватает лихачей.

— Нет, — заспорил мальчик, — Я по номеру узнал Номер-то североамериканский. WZ 289. Набор из пяти любых букв и цифр. У нас ведь не так.

— А ты глазастый! — улыбнулся пассажир.

— Стараюсь, — ответил Л ало. — Настоящий ранчеро должен все замечать.

— Ну, из тебя будет хозяин — первый сорт! — похвалил мальчика усатый пассажир.

Ни Лало, ни его отец не знали, что обогнавшая их машина спешила туда же, куда и они — в Куэрнаваку. В ней ехал главарь разветвленной преступной группировки сам Федерико Саморра.

Появление грозного шефа явилось для Вилмара Гонсалеса полной неожиданностью. Он никак не ожидал его приезда, ведь и он сам, и Федерико Саморра понимали, что нахождение в Мексике, где он до сих пор числится в розыске, весьма опасно. Разумеется, проповедника тоже очень заботил тот факт, что все его точки сбыта раскрываются одна за другой, а когда полиция схватила группу колумбийских крестьян, которые под видом паломников пробирались к Гонсалесу, неся с собой полные мешки кокаина, он понял, что дело и вовсе дрянь.

И все же он не думал, что все обстоит так серьезно, что потребуется срочное появление в. Куэрнаваке самого Саморры.

Гонсалес спокойно готовился к предстоящему выступлению перед жителями Куэрнаваки — собственно, все свои проповеди он давно уже знал наизусть и тем не менее считал нужным в течение пятнадцати-двадцати минут освежить в памяти накатанный текст, вспомнить не сколько изречений из Святого Писания, возможно присочинив еще какой-нибудь остроумный поворот. Сегодня он собирался говорить о заповеди «Не укради». Это была простая тема, которая всегда находила отклик в сердцах слушателей.

Внезапно в прихожей послышался какой-то шум. Проповедник поморщился — всегда, стоит ему сесть работать помощники начинают шуметь, включают радио или телевизор, короче делают все возможное, лишь бы помешать человеку, которому были призваны помогать.

— Нельзя ли потише! — раздраженно крикнул Гонсалес.

— Нельзя! — услышал он раскаты знакомого голоса. Вилмар вздрогнул — этот голос он узнал моментально, но сразу не мог поверить: как, шеф собственной персоной? Здесь, в Куэрнаваке?

— Вы, шеф? — растерянно сказал Гонсалес, когда дверь открылась и в его комнату вошел Федерико Саморра.

Он теперь выглядел совсем по-иному, чем во время их последней встречи. Тогда это был небритый, исхудавший человек, с бледным, нездоровым цветом лица, который он заработал в тюрьме. Он даже, казалось, стал ниже ростом, его голос звучал не так громко и уверенно. Теперь же перед проповедником возник прежний всесильный Саморра — высокий человек могучего сложения, с голосом, напоминавшим раскаты грома.

— Да, это я. Приехал узнать про ваше самочувствие, дорогой служитель церкви. Как у вас тут с истинно христианским образом жизни?

Пропагандируем понемногу, — подобострастно ответил Гонсалес. — У меня уже есть сплоченная группа последователей, скорее последовательниц, — признался он.

— А, все борешься за души старух, — захохотал Саморра — А они в тебе, небось, души не чают.

— Я есмь скромный служитель Господа. — ответил Гонсалес. — И в лице моем они почитают Его.

— Ловко умеешь выкрутиться, — ответил Саморра и, перейдя на серьезный тон, сказал: — Нам надо поговорить.

— Ты сам видишь, что творится.

Гонсалес кивнул.

— Закрой-ка двери, да поплотнее, — приказал шеф. — И поставь ребят, но таких, чтобы не слушали. Ты меня понял? У тебя есть такие — сильные, но тупые?

— Найдутся, — ответил Гонсалес и, выйдя из комнаты, сделал необходимые распоряжения.

 Немедленно двери были плотно закрыты, а с другой стороны на некотором расстоянии от них пост заняли два молодых парня с квадратными, удивительно тупыми лицами.

— Теперь можно говорить, — сказал проповедник.

Он не знал, что в соседней с ним комнате, которую занимала девушка-ангел, было проделано отверстие — его скрывала небольшая акварель в рамочке. Отверстие не было сквозным — обои, которыми была оклеена комната проповедника, остались нетронутыми, но, приложив ухо к отверстию, можно было слышать каждое или почти каждое слово, произносившееся в помещении, тем более если говорил Саморра, у которого даже шепот был трубным.

Ведь именно так Исабель узнавала о всех перемещениях Джона Адамса — своим помощникам Гонсалес никогда не докладывал, куда и насколько отбывает его правая рука. И теперь девушка-ангел была на своем посту. Закрыв дверь на ключ, она отодвинула акварель и припала ухом к отверстию.

— Я сам не знаю, что и думать, шеф, — начал Гонсалес. — Наша организация терпит провал за провалом.

— Заметь, только твое отделение! — ответил Саморра.

— Этого я не знал, — голос проповедника дрогнул. — Я думал...