Возвращение домой. Стихи поющие

«Не говори об Истине, не надо…»

Не говори об Истине, не надо.
О Боге, о Любви – не говори.
В одном мгновении живёт сия отрада.
Ею в безмолвии, вполне быть можешь – ты.

* * *

Ныне иные открыты стихи —
Они вездесущи и в Сущем

тихи…

Небесный зов

Притча

Жил-был в одной загадочной стране мальчик по имени Распушка. Жилище его со всех сторон обвивали виноградные лозы, куполом сходящиеся над крышей бело-мазанного домика. По утрам солнышко протягивало через оконце тоненькую прозрачную руку и гладило пальцами тёплых лучей всклоченные волосы мальчугана. Когда тепло золотой звезды касалось его лица и щекотало его реснички, Распушка открывал один, а затем второй глаз. Ему не нравилось долго вылёживаться, и, радуясь новому дню, он выходил на улицу.

«Здравствуй, Распушка!» – трепетали листочки сада. Он обходил свои владения, внимательно вглядываясь и прислушиваясь к окружавшему его разнообразию, прикасался к плодам и листьям фруктовых деревьев: черешни, персиков, абрикосов, слив, груш и яблонь. Присаживаясь у кустов смородины и крыжовника общался с ними на неслыханном людям языке. Зелень с грядок игриво поддразнивала его укропно-укромным голосом: «Распушка-сельдерюшка!» Перепрыгивая через муравьиные магистральки, он ложился на живот, чтобы лучше рассмотреть неутомимых силачей-тружеников муравьёв. Птахи вписывались в гамму утра разноголосыми свирелями.

Сквозь штакетник соседского забора доносилось лёгкое поскуливание собачки, встретившей своего друга-спасителя. Она гремела цепью и, просовывая нос в расщелину, облизывала руки мальчика. Он гладил её, целовал в мокрый нос и не понимал, как можно сажать на цепь живое существо?! Не раз он её отстёгивал от цепи, за что ему попадало.

Сделав второй круг по саду, Распушка срывал выспевшие черешни, и сладкая свежесть заполняла его с головы до ног, он даже зажмуривался от наслаждения. А косточки он зажимал сильно-сильно между указательным и большим пальцем и выстреливал в «мишень» на заборе, искусно нарисованную отцом. Это был шарж на соседа Прозибайло Прохвостовича Жутикова. Распушка целил ему в сизый нос, но попадал то в лысый морщинистый лоб, то в мясистое ухо. И подпрыгнув от нетерпения, что никак не может попасть в сизарь Прозибайло, убегал в глубь сада.

Порою самый спелый персик падал с дерева пред Распушкой и улыбался ему красно-бархатным боком. Мальчик из-под себя двумя руками подкидывал плод вверх, с каждым разом всё выше и выше и улыбка перетекала в заливистый жизнерадостный смех. Он подкидывал, подседая и выпрыгивая, сопровождая взглядом полёт быстро уменьшающегося шарика, который на глазах превращался в маленькую точку. И в момент зависания под облаками он оказывался Всем Существом в этой точке; и перед ним открывался весь мир его Родины – Родины его безмятежного играющего Существа. Вдруг время заслоняло собой пространство и точка шарика, стремительно увеличиваясь, падала в раскрытые ладони, превратившись в персик.

Зяблик, прыгавший по тропинке, перескочил через ногу Распушки и нырнул в малинник. Распушка тихонько последовал за ним и раздвинув ветки увидел гнездо птички, кормившей своих желторотиков. Их активное перепискивание, кто громче, усиливалось при виде родителей и затихало, когда они улетали за новой порцией корма.

Было так рано, что приятели его ещё спали, но ему было не скучно. Перед домом была забетонированная площадка и Распушка с увлечением рисовал на ней эпизоды жизни цветными мелками. А жизнь так и лилась из рук маленького художника. Он творил обеими руками одновременно – и как творил!!! А когда дождик смывал рисунки, то новые сюжеты ложились на чистую площадку, подмигивая солнышку.

Раздавался голос в распахнутое окошко: «Распушка, иди завтракать!» Это звала мама. Он бежал в дом, прижимался к маме, а она, обняв его, целовала сверху в густые, пропахшие солнцем и ветром родные волосы.

«Как хорошо, что ты есть, сыночек! Спасибо Тебе, Боже!», а Распушка молча вдыхал родной запах мамы. И вот они садились за стол к горячему завтраку. На этот аромат только что приготовленной картошки с укропом выходил заспанный папа. Улыбался, умывался и замыкал семейный круг. Всем было радостно: ели, говорили о том о сём.

С улицы звали детские голоса: «Распушка, выходи!» И какой уж тут завтрак! Ребята звали Распушку играть в футбол. Так и не попив чаю, он выскакивал на улицу с мячом и мог гонять его днями напролёт, забыв про еду, про дом, про усталость, и только его бабушка, отыскав эту футбольную команду где-нибудь на задворках, уводила его с большим трудом домой. Бабушка любила своего внука, но ворчала на него за порванную футболку, за грязное лицо, за то, что он весь день бегает незнамо-где голодный. Бабушка жила совсем рядом от дома Распушки, и поэтому все виделись ежедневно и жили единой семьёй.