Возвращение Филиппа Латиновича

— Дело было к вечеру. Старая, еще романская церковь стояла в тени каменоломни, обросшая вековым плющом и барвинком, с огромными окнами, забранными массивными решетками. Внутри был прохладный полумрак, приятно пахло влажной глиной. Глиняная форма для колокола, покрытая воском, была готова, рядом в котле клокотала сернисто-зеленая масса расплавленной бронзы, и неистовые оранжево-розовые сполохи освещали старую церковь странным зеленовато-фосфорическим светом. Тут же стоял сын колокольника, девятилетний мальчик, необычайно застенчивый и нежный, с потными пальчиками, нервный и хрупкий, как девочка, и смотрел на котел. У отца вышел воск, и он сказал, что скоро придет. Я подошел к мальчику и завел с ним беседу о сокровенных тайнах. Взял его за руку и спросил, открыл ли он на последней исповеди Свою Тайну? У мальчугана потели руки, и он так симпатично, так мило лепетал, а таинственно-лживые отношения теплой детской плоти с богом были так тонки и эфемерны, что, казалось, держишь в руках шелковую бабочку, чувствуешь на ладони, как шевелится маленькая глупая гусеница, и не хочется расставаться с этими опушенными пыльцой мягкими крылышками. Долго я так мучился, пока вдруг не наступило какое-то непостижимо мрачное мгновение гадливости: я схватил малыша и бросил его в котел! Вонючее облако пара поднялось над раскаленной бронзой, взлетело под темный свод церкви, точно мяч… Цикады под кипарисами, тихое осеннее предвечерье в Сицилии… Стрекот… Пустота…

Слушает Филипп вранье подлого чужестранца, смотрит на усталую женщину с обвязанным горлом. В натопленной комнатушке, как в пекле, за столом идиотик Баллочанский шелестит газетой. Как все это понимать? А если этот тип не врет, что тоже возможно. А то, что было на постели и все вокруг нее, разве не сумасшедший дом? Грек рекомендует взирать на дела людские с высоты тридцать пятого столетия. По меньшей мере тридцать пятого, а кто не в состоянии видеть на таком расстоянии, тот от рождения слеп. Что такое пятнадцать столетий? Ничтожное мгновенье, короче взмаха крылышка мухи! И вся эта возня на постелях, эта жалкая жизнь нашей плоти, все, что происходит между женщиной и мужчиной (и что вообще может между ними произойти!), все исчезает перед чувством, которое охватывает нас на кладбище.

— Когда мы стоим над чужими могилами, нам совершенно безразлично, что было между этими, теперь лежащими в земле мужчинами и женщинами. А если отойти на расстояние в пятнадцать веков, то станет совершенно безразлично, кто кого бросал в кипящую бронзу и спала ли эта женщина с тем или с другим!

— Вы имеете в виду меня? — поднимаясь, запальчиво спросил Филипп.

— И вас, и себя, и каждого, мой дорогой! Не знаю, поверите ли вы мне, но я смотрю на вещи с высоты сорок пятого века. Даю вам честное слово! А сейчас я приготовлю вам кавказскую жженку, какую вы не пили никогда в жизни.

Филипп хотел было распрощаться и уйти, но его не отпустили, особенно настойчива была Боба.

— Нелюбезно с вашей стороны два дня пропадать, а теперь две минуты посидеть и тут же удирать!

Услыхав о кавказской жженке, Баллочанский отложил газеты, пришел в хорошее настроение и радостно, как собачонка, завертелся вокруг Кириалеса: резал лимон, лазил в старый разваливающийся шкаф и рылся там в измятых свертках и пакетах, носил из кухни бутылки, специи, оживленно сновал по комнате и все время напевал себе что-то под нос.

Филипп остался сидеть возле Бобы. Разговор не клеился. Он подошел к столу и взял в руки газеты, которые читал Баллочанский; газеты были старые, многолетней давности, замызганные, сальные, исчерченные карандашом, с вытертыми и смазанными буквами.

«Что мог читать Баллочанский в этой истлевшей, замусоленной газете? Причем так долго и с таким интересом?»

В самом низу колонки в отделе хроники внутренней жизни были подчеркнуты красным карандашом несколько строк:

«Вчера вечером по распоряжению государственной прокуратуры арестован в своей квартире известный адвокат, доктор Владимир Баллочанский. Обвиняемый отправлен в камеру предварительного заключения по ходатайству высшей судебной инстанции на основании иска, представленного банками, в которых упомянутый доктор служил в качестве юрисконсульта. По делу начато следствие».