Возвращение к истокам (СИ)

— А ты — жива, что ли? — усмехнулась Герда. — Зачем пришла? Здесь он мой.

— Неправда, — выдохнула я, глотая ком в горле, и тени зашептались активнее, приближаясь к нам, окончательно беря в кольцо.

— Он мой, — повторила она, становясь серьезной. — И его. — Она указала рукой в сторону хижины, и я замерла, проследив за ее взглядом…

Эрик был один. Стоял на коленях перед Хауком, опустив голову, и не шевелился. А яркие щупальца извивались над его головой.

Я рванулась к нему и тут же упала. Тени метнулись, опутали ноги, руки, накрыли лицо, и я провалилась…

…Выползать из кровати было тяжело. Лениво. Хотелось прижаться к Владу и лежать до утра, слушая спокойное дыхание и ритмичный пульс. Смотреть, как в фазе быстрого сна дрожат его ресницы и двигаются веки. Вдыхать запах весны из приоткрытого окна. Гнать тени подальше, говорить себе, что это только сон, что ничего плохого не произошло.

Только вот это неправда. Я пророчица и привыкла доверять собственному дару. Сейчас он говорил мне, что Эрик в беде. Где-то там, куда мне не попасть, откуда его не вытащить.

Кофе монотонно капал в чашку, за окном медленно, неохотно просыпался мир. Первые солнечные лучи показались из-за горизонта, поползли по влажным от утреннего тумана крышам.

Я вышла на балкон, завернувшись в плюшевый плед, прислонилась к перилам, обняла чашку двумя руками. Наверное, сейчас мне должно быть хорошо. Легко. И воздух обязан казаться вкусным.

Не спорю, ночью я освободилась. Вспыхнула изнутри, откликаясь на чужое тепло. Пробудила себя прежнюю, и прежние эмоции проснулись тоже. Кому я вру, я все еще восхищаюсь этим человеком — его волей к жизни, его силой, стойкостью. Целеустремленностью. Тем, что несмотря ни на что, он все еще рядом со мной.

И я рядом. После этой ночи многое между нами поменяется, и это было бы, бесспорно, к лучшему, но…

Эрик в беде.

— И ты можешь помочь.

Гуди выглядел умиротворенным, счастливым даже — его лицо сияло в рассветных лучах, хоть кино снимай. Я не впечатлилась. Наверное, потому что не ожидала его увидеть и от неожиданности расплескала кофе и обожглась.

— Эффектные появления — явно твой конек, — проворчала я, ставя чашку на низкий столик у дивана. — Только я не могу. Ты сам сказал.

Гуди покачал головой.

— Я сказал, что он не вернется, а не что ты помочь не можешь.

— То есть… как?

Слова куда-то подевались. Как и мысли. Все, что я могла — смотреть на Гуди, не моргая, и издавать нечленораздельные звуки. Я могу помочь Эрику? И если могу, то почему Первый молчал в нашу последнюю встречу?!

— Ты сольвейг, и можешь кое-что.

— Найти его…

— И это тоже.

— Но я везде искала! Убивала, нашла Альрика, писала в дурацкой книге. И никто, даже сам Арендрейт, не сказал, где Эрик!

— Зачем, если ты и так знаешь? — усмехнулся Гуди.

— Я не знаю! И хватит говорить загадками! От вашей древней таинственности меня уже тошнит.

— Он там, где ты его оставила. Там, где оставляешь каждое утро.

— В моих снах?

Гуди кивнул. Уголки его губ растянулись в улыбке, но глаза оставались грустными.

— Это его мир. Тюрьма, в которую он запер себя, и лишь сольвейг может попасть туда.

— Мир искупления…

Перед глазами поплыло, рассветное утро растеклось пятнами, ноги дрогнули, и я схватилась за перила, чтобы не упасть.

Он там один. Совсем один. И все эти тени — его демоны, отголоски прошлого, за которое он, бесспорно, себя винил. Раскаивался.

Хотел наказать?

Но если это его мир, то я могу туда попасть! Я уже была у Тана и у Альрика, значит, и к Эрику попаду. Нужно лишь найти жреца, нужно…

— Не получится, — прервал мои мысли Гуди. — Эрик поставил защиту. — И добавил, прищурившись: — От живых.

— Не хотел, чтобы я его нашла, — догадалась я.

Диван оказался близко как нельзя кстати. Мягкий, с высокой спинкой, на которую можно было примостить налившийся тяжестью затылок.

Эрик хотел спрятаться от меня. После смерти, чтобы я не искала… Чтобы отпустила. Жила.

А он уж как-нибудь сам, ведь он всегда умел сам… до меня. И я бы отпустила, наверное. Однако сны. И тени. Герда, смеющаяся в лицо. Пусть ненастоящая, выдуманная, как и Хаук.

Выдуманная ли боль? А одиночество? Холод, который подбирается к ногам, поднимается вверх, опутывает грудь ледяными оковами.

Из мира искупления не выбраться одному.

— Что же мне делать? — спросила я, не обращаясь к Гуди, но он с ответом не спешил — медлил. Показалось, ответ дался ему нелегко.

— Ты вправе решать, Полина.

Выбор.

Судьба. И предсказания, которые всегда сбываются. Ведь не зря существует та книга. Барт верил, что мне суждено выбирать, но знал ли он, что выбирать будет так непросто?

Влад прав, я люблю жизнь. Несмотря ни на что. Смогу ли? Сумею ли… и если да, то не буду ли жалеть?

Гуди ушел, а я еще долго стояла на балконе, глядя на город, умытый солнцем. На запруженные дороги, на пешеходов, спешащих по делам. На мой мир, который придется оставить, если решусь.

За спиной, в квартире с современным ремонтом, на широкой кровати спал мужчина, которого я любила. И впервые он был таким, каким я хотела его видеть всегда.