— Ты наш муж, — Элина подала голос, вынырнув из-под одеяла, которое набросила на себя и меня, укрывшись с головой. — Как скажешь, так и будет.
— Там красиво, Лина… Тебе понравится, — Ната мягко убеждала ее, а я внутренне посмеивался, вспомнив, как она грозно выговаривала девушке в былое время… Но длинноволосая красавица и не собиралась спорить:
— Вот, и я говорю! А когда пойдем?
…Весь день мы готовили плот. Перенесли то, что вытащили из разрушенного убежища раньше, удлинили и привязали веревки, одну — спереди, а вторую — позади плота. Переднюю должны были тащить двое, а задняя — служила тормозом, если плот начнет относить от берега на стремнину. Смысла ждать помощи не имелось, толчок был локальным и мог даже не ощущаться в долине. Да и кто мог к нам прийти? Индеец только что ушел и мог скитаться где-то в прериях, либо собирался на охоту, которую замышлял Святоша. Но, на случай, если он все же встревожится и придет — я выложил возле холма из камешков стрелу и направил ее острие к далекому берегу. Сова, обладавший острым взглядом и привыкший к символике, не мог не понять, что это означает. Ну а если нет — Угар всегда найдет нас по следам.
Выступить решили на рассвете. На ночь расстелили одеяла, укрылись шкурами и оставили небольшой костер. Огонь должен был отпугнуть возможных хищников. Нас никто не потревожил. В иные времена, тучи всяческого гнуса не дали бы нам спокойно переночевать, но теперь, возле берега ослепительно синей реки, комарья не осталось и в помине. Но вместе с ними не было слышно и птиц. Тишину ночи нарушало лишь дыхание набегающих волн.
…Путешествие проходило тяжко. Идти с легкой поклажей, не связывая себя ничем, как в прошлые разы, и тащить тяжелый просевший плот, который течение норовило вырвать из рук и утащить вдаль — две большие разницы… Я сто раз пожалел, что нам нигде не попались во время странствий лошади. Правда, с какого боку к ним подойти, переродившимся, как и все прочее зверье, я и понятия не имел, но надеялся, что придумаю. Хотя, это были только мечты — вряд ли прежние мирные лошадки, ставшие очень опасными, позволили себя навьючить. Сова встречался с этими животными — и, за характерный, нисколько не напоминающий прежнее ржание, звук, назвал Пхаями… Эти благие мечты возникали при каждом подъеме и преследовали меня всю дорогу до очередного привала. Веревка в кровь изъела ладони. Что и говорить про девчонок, они совсем выбились из сил. Я бинтовал им ладони, дул на опухшие и покрасневшие пальцы, но избавить от тяжкой работы не мог — одному справиться с течением бешеной реки не под силу. Так мы и шли: я, впереди, положив волосяной аркан на плечо, Ната подхватывала его за моей спиной, а Элина удерживала второй конец, не позволяя реке развернуть плот. Девушки иногда менялись, а мне приходилось уповать только на себя самого. Только до первого изгиба мы добирались четыре дня — это на много дольше, против того времени, когда мы с Натой впервые ушли в долину. До второго еще два, потом я сдался, пожалев девчонок, и предложил устроить отдых, пока не вернутся силы. Элина беззвучно плакала, рассматривая волдыри на своих холеных руках, а Ната терпела молча, пряча от меня свою усталость. Она всегда мужественно переносила любую боль…
— Порыбачим?
— С нашими руками? У тебя леска так будет дрожать в руках, что все рыбы разбегутся!
— А я ее привяжу к коряге, а сам буду ждать. И держать не надо.
Ната заинтересованно присела рядышком:
— Думаешь, получится?
— Ну, хоть попробуем! Как раньше бывало: берешь выходной, приглашаешь подругу, покупаешь бутылочку и на берег, за удачей…
— Ну, после такой рыбалки, совсем другие рыбки ловятся! — Ната сквозь силу улыбнулась.
— Да вру я все! Ни разу так не ловил. Я, вообще, не рыбак… Так, пару раз по молодости пробовал, и все. Терпения не хватает сидеть и ждать. А ты? Ты говорила, что тебя отец часто водил…
Ната уселась поудобнее, замахав в воздухе ногами.
— Папа возил… На даче речка была, узенькая совсем. Там мелочь водилась, вот такая! — она показала палец. — Но мы очень были довольны, если попадалась. Правда, потом все Барсик съедал.
— Кот?
— Нет. Мы так собачку звали. Смешную, пушистую. Она как колобок, и вся белая! А по размерам, и есть кошка, ну, может, чуть крупнее. Я ее ужасно любила!
Элина подошла к нам, вытирая голову. Она вымыла свои волосы немного ниже по течению реки, чтобы нам не мешать.
— Вы, о чем?
— О рыбалке. Как водичка?
— Холодная, — она поежилась и потянула Нату к себе. — Сидят тут… Согрей меня хоть ты — раз он занят!
Ната отбрыкивалась, а Лина шутливо пыталась с ней справиться, ухватив за ногу. Я улыбался и смотрел на их возню. Ната, знавшая довольно хитрые приемы, не применяла их против подруги, хотя иногда учила ту, при возможности…
— Клюет!
Нитка перестала дергаться и тут же упала, ударившись о землю.
— Ой! Да клюет же! Смотрите!
Я развернулся к воде. Леска натянулась, уйдя в глубину. Элина пожала плечами:
— Опять, наверное, зацепилась, за корягу…