Возвращение к себе

По тому, как эта неопытная девочка вскоре застонала и забилась в экстазе, бывалый сердцеед понял, что пропал. Михай влюбился, влюбился впервые неожиданно и сильно. Он не отпускал её неделю. Оказавшись хорошей ученицей, Оксана быстро вошла во вкус. Порой Михай вынужден был даже сдерживать её чересчур страстные порывы, боясь, что у него выскочит сердце.

Через неделю, одев Оксану с головы до ног и накупив впрок вещей, он отправил её домой. Эту пятнадцатилетнюю девчушку, подобную точёной фарфоровой статуэтке, Михай решил сделать самой красивой и счастливой женщиной в мире.

* * *

Через месяц Оксана позвонила Михаю и сквозь громкие непрерывные рыдания сообщила, что беременна.

– Ты уверена? – переспросил он.

– Да-а-а, – с новой силой заревела Оксана.

– Не плачь, это будет наш ребёнок. Родители знают?

– Не-е-ет, – ныла Оксана. – Мамка узнает, убьёт.

– Не реви. Я скоро приеду и мы поженимся.

Оксана немного успокоилась.

– А когда ты приедешь?

– Дней через десять. Жди.

Михай прикатил через две недели с музыкантами своего ансамбля просить руки Оксаны. Его брак с Марой имел силу только по цыганским законам. Официально Михай был свободен. Родители Оксаны встретили компанию настороженно. Мать Оксаны уже имела горький опыт цыганской любви. Шумные длинноволосые парни-музыканты доверия ей не внушали, но подарки привезли богатые. Оксана из соседней комнаты подсматривала в щёлку. Парадная зала в молдавском доме могла открываться всего несколько раз в год: на сговор (помолвку), свадьбу, похороны или поминки. Всё остальное время двери этой комнаты для членов семьи были закрыты. Случай сватовства приравнивался к помолвке.

Михай, согласно молдавским обычаям, соблюдая обряд и порядок, просил родителей отдать Оксану в жёны. После долгих разговоров и обильных возлияний почти ударили по рукам. В последний момент мать остановилась. Её голова, затуманенная изрядным количеством браги и вина, вдруг просветлела и не позволила вялому неповоротливому языку повернуться и сказать «да». Зная законы табора, рядом с которым прошла её молодость, она почти была уверена, что Михай женат. Жених врать не стал и признался, что так оно и есть.

– Это же ничего не значит, – уговаривал он мать Оксаны. Мы же в ЗАГСе не расписывались.

Но мать знала, о чём говорила. Она вовсе не хотела, чтобы как-нибудь ночью в её дом пришли «тёмные люди» и зарезали всех домочадцев, включая малых детей. Оксанка родилась в глухом молдавском селе, на окраине которого стоял шумный цыганский табор. Её матери было всего шестнадцать. По законам Молдавии это было нормально, а вот по законам морали и церкви – нет, так как отца у ребёнка не было. Нет, конечно, отец был – красивый цыган Гришка. И, несмотря на то, что в таборе у него была официальная жена, половина незамужних молодух деревни были от него беременны. Кто как мог, скрывал свой грех. Мать Оксаны была богатой невестой и скоро выскочила замуж за соседского Гришану, который за полхаты с отдельным входом не погнушался и чужим ребёнком. В этой деревне Гришами звали треть всего мужского населения. С фантазией там было небогато, зато удобно – отчество Оксана получила сразу по двум отцам – кровному и отчиму. Ничего не скажешь, Оксана была красивой девочкой. Смесь молдаванки и цыгана дала хороший результат. Но мать решила, что очередного позора их семья не выдержит.

– Нет, так не пойдёт, женишок. Или разведись с женой по вашим цыганским законам, или забирай Оксанку и уезжайте отсюда. Рожать здесь она не будет.

Михай задумался: «Тёща права, найдут всех и порешат. Официально жениться нельзя и в табор за разводом он не поедет. Так «разведут», что сам костей не соберёшь и всю Оксанину семью под удар подставишь». Михай грустно опустил голову.

– Вот что, ребята, идите вы в сараюшку на сено спать, – обратился к музыкантам до этого молчавший отчим Оксаны, – а завтра утром на трезвую голову порешаем. Коли любятся дети – быть им вместе. Что-нибудь, да придумаем.

Оксане постелили отдельно в крохотной коморке, а не в общей комнате, где обычно спала вся семья. Это было сигналом Михаю, что семья согласна и путь свободен. «Хоть и не родственник пока, но что ж детей радости-то лишать», – мудро рассудили родители. Дважды объяснять Михаю простые деревенские хитрости было ненужно. Он проскользнул в коморку за кухней. Распалённая Оксана ждала его. Набухшая грудь сладко пахла молоком, а на шее нетерпеливо билась голубая жилка. Послушное тело было вновь раскрыто, чтобы опять принять его.