Возвращение к себе

Лёжа в темноте на широкой кровати, Любочка с удовольствием вспоминала школьные годы и проведённую вместе ночь, ознаменовавшую их вступление в настоящую взрослую жизнь.

– А знаешь, я тогда не обиделась. Даже хорошо, что мы сразу расстались. Я всё равно уехала бы учиться. Попереживала сначала конечно, а потом некогда было – подготовка в Университет, репетиторы. Ты же знаешь, что на медицинский всегда трудно было поступить. А если бы мы не расстались, может быть, я и не поступила бы. Зато теперь я в полном порядке. – Любочка сладко потянулась. – А ты, вообще-то, зачем приехал?

– На разведку. Думаю с семьёй сюда перебраться.

Люба внимательно посмотрела на Веничку. В свете ночника она увидела его седеющие виски, морщинки у глаз.

– А кто у тебя жена? Кем она работает?

– Жена – воспитатель в детском саду.

– И всё?

– И всё.

– И как же вы думаете здесь устроиться? С сомнением спросила Люба.

– Будем работать.

– Веня, послушай меня, не делай глупости. Когда мы уезжали из Союза, там нечего было делать, а сейчас, после перестройки, вы можете открыть своё дело. В Израиле, без денег, с этим плохо, а дома и стены помогают. Нахлебаетесь по «самое не хочу», да и профессии ваши здесь не подтвердят.

В промежутках между ласками Любочка подробно объяснила Вене, что здесь особенно плохо с работой и, конечно, с жильём. Лишь немногочисленные кибуцы приглашали «новых израильтян» строить «новую жизнь» на «новой земле», раскинувшейся среди каменной пустыни где-то вблизи Газы. Веня, как человек сугубо городской, в кибуце себя не видел, но и городским дворником, на почётную должность которого его могли устроить по большому блату, работать не хотел. Так получилось, что, поколесив по Израилю, места на этой обетованной земле он себе не нашёл.

Вернувшись в Черновцы, Веничка с трудом объяснил всё это сёстрам. Те отнеслись к его рассказам с недоверием, но он поклялся жизнью, что сделает всё возможное, и они уедут на ПМЖ в Германию. На это уйдёт ещё несколько лет, а пока, продав машину за вполне приличные деньги, они с Сонечкой купили большую двухкомнатную квартиру, не такую шикарную, как была, и не в таком престижном районе, как центр города, но вполне сносную, и начали налаживать жизнь заново. Соню сразу взяли обратно в тот же детский садик воспитателем, где до увольнения она работала заведующей с хорошей зарплатой и солидным положением в обществе. В её садик стояла очередь из родителей, желающих именно сюда отдать своего ребёнка. Ирка по-прежнему подрабатывала медсестрой на выездах, делала уколы и мерила давление. Юрка работал в автомастерской. Руки у него оказались «золотые» и росли из нужного места. Веничка, конечно, занялся бизнесом и пристроился в мясном отделе крупного супермаркета. Жизнь потихоньку налаживалась.

* * *

Тут и грянул декабрь 1991 года – Союз Советских Социалистических Республик развалился и перестал существовать.

– Ну вот, теперь заживём, – с энтузиазмом говорила Ирка. – Больше не будем кормить Москву.

На вопрос оппонентов: «А на что будет жить Украина?» Ирка запальчиво отвечала: «Как, на что! У нас есть нефть, газ, уголь, лес, заводы, наконец!»

Оппоненты с сомнением качали головами и говорили: «А ты Украину с Россией не путаешь? Украина всегда считалась «житницей страны» и была, в основном, аграрной частью России. Лес остался только в Карпатах, да и тот реликтовый. Если последнее вырубить, то голая плешка останется. Да и с заводами будут проблемы, кроме России эти заводы никому не нужны».

Но Ирка ничего не хотела слушать. Вообще, она была хорошей идейной девочкой и рьяно защищала интересы того государства, где в конкретный данный момент проживала. В её голову легко вбивалась любая пропаганда. Она поступила в Киевский университет на философский факультет на отделение «теологии» и неожиданно глубоко «нырнула» в проблемы иудаизма. Никогда в жизни ей не пришлось полученное образование применить на практике, кроме того, что она стала ориентироваться в еврейских праздниках и в связанных с ними обычаях. Наверное, для самоутверждения и расширения кругозора это полезно. Удивительно, но с годами она стала большей еврейкой, чем Веня, выросший почти в ортодоксальной семье. Возможно, это и было причиной их откровенной неприязни на протяжении многих лет.