Возвращение к себе

Суета и волнение Аллы Ивановны были вполне оправданы. Алла Ивановна сложным витиеватым путём перебралась в Германию из Харькова. Её муж, по кличке Гольдфингер – Золотой палец, известный в городе ювелир из семьи потомственных ювелиров, к девяностым годам имел немалое состояние. Это состояние и привлекло внимание «нехороших парней». Первый раз квартиру вскрыли, когда дома никого не было. Забрали классическую мелочь – шубу, несколько колец и немного денег, бывших в наличии. Наивность воров рассмешила Гольдфингера: какой же ювелир держит ценности в своей квартире. Только те поци, которые не знают, что такое большие деньги, могли так подумать. Но «поци» оказались не такими наивными. Они прекрасно знали, что в квартире ничего нет – это была всего лишь психическая атака. И Гольдфингер занервничал. Нет, он не побежал в свой тайник перепрятывать ценности. Он побежал в посольство Швейцарии, где на тот момент было представительство Израиля. Там он с удивлением узнал, что никакие ценности вывезти не удастся.

«Нехорошие парни», попросту местные братки, понимали, что рано или поздно он приведёт их к своим сокровищам. У Гольдфингера был нюх на опасность, и он поступил настолько неординарно, что привёл в недоумение не только украинских братков, но и всю харьковскую милицию. Он сдал государству имеющиеся у него ценности, нажитые непосильным трудом, под видом клада, якобы найденного в тайнике их старого дома. В переданных вещах не оказалось ни одной безделушки, изготовленной позже 1940 года, что, учитывая сравнительно молодой возраст ювелира, доказывало его непричастность к их изготовлению. Скорее всего, это было наследство, оставшееся от его отца или деда.

Клад был оценен и, по действующему в то время советскому законодательству, Гольдфингер получил причитающуюся ему четверть от оценки клада.

Это известие моментально облетело весь город. О благородном поступке трубили все газеты. Гольдфингеру даже хотели присвоить звание Почётного гражданина города Харькова, но после развала Союза всем стало не до этого, и звание заныкали.

Конечно, двадцать пять процентов – это слишком малая часть того, что реально стоили эти сокровища. Но лучше уж было потерять часть, чем всё вместе с головой. Теперь можно было смело тратить официально полученные деньги, и Алла Ивановна бегала по комиссионным, ювелирным и антикварным магазинам, скупая всё, что имело хоть какую-то ценность. Зато теперь на каждую безделушку у неё был чек. И не важно, что предметов было куплено на сумму, значительно превышающую премию за «найденный клад». В ход пошли все сбережения, разложенные по всем сберкассам города Харькова. И как только был закрыт последний счёт на предъявителя, рубль с грохотом обвалился. Теперь семья полностью была готова к отъезду.

Квартиру продали по хитрой схеме, и супруги срочно эмигрировали в Израиль. Там деньги за квартиру получили наличкой в нужной валюте. Однако сердце Гольдфингера не выдержало таких потрясений, и спустя год он умер. Так как супруги были бездетными, то Алла Ивановна осталась одна. Жизнь в Израиле ей совершенно не нравилась. Не было здесь Харьковского шика, не было уважения и почёта, к которому она привыкла, и, кроме того, эта изнуряющая жара. И Алла Ивановна как жертва холокоста, перебралась в Германию. Получить статус жертвы стоило ей определённой части её состояния. Зато пособие было несколько больше, чем у основной массы эмигрантов. Продавая, время от времени, ювелирные украшения и предметы антиквариата, она вела праздную светскую жизнь в масштабах данного городка и считала, что это всё же лучше, чем жизнь в Израиле, куда, по её выражению, переехал весь Советский «совок». Кроме того, там ещё и стреляли.

Знай об этом работники социальной службы, они с удовольствием лишили бы её пособия, которое она регулярно получала, как, пострадавшая от немецкого нацизма и от тирании коммунистической России. Квартира Аллы Ивановны не была похожа на жилище несчастной жертвы. Именно это её и беспокоило. Социальные работники не случайно хотели заглянуть именно к ней, видимо кто-то из соседей «стукнул» о «несоответствии расходов доходам», что было совершенно обычным делом в стране добропорядочных бюргеров. Россия отдыхает по части стукачества. Вот уж где донос возведён в государственный принцип, так это в Германии. Вы можете весь вечер пить шнапс сидя за одним столом, а когда гость «под градусом» сядет за руль, радушный хозяин, который вас только что настойчиво угощал, может позвонить в полицию и сообщить, что такой-то в пьяном виде сел за руль. И ещё подскажет номер вашей машины и адрес, куда вы едет.

Алла Ивановна так и не позвонила. Видимо, обошлось, или попугай не представлял особой ценности.

Глава 15