Возвращение к жизни

Девушки выполнили распоряжение и вернулись на КП батальона лишь после того, как траншеи вновь заняли наши пехотинцы.

Сестры-близнецы Зотовы так были похожи друг на друга, что различали их только по наградам: у Любы — орден Красной Звезды, а у Веры — медаль «За боевые заслуги».

…Москвички Мария Киселева и Юлия Сипинская пришли в армию добровольцами. Девушек хотели направить в санитарное подразделение, но они настояли, чтобы их послали на курсы младших командиров. Вернувшись в полк сержантами, Маруся и Юля стали командовать отделениями.

Начались жаркие бои. Сипинская и Киселева со своими бойцами участвовали в отражении пяти атак фашистов. Потом рота получила задачу овладеть высотой. Девушки смело повели в атаку свои отделения. Когда выбыл из строя командир взвода, Киселева заменила его и повела взвод вперед. Высота была взята. Марусю и Юлю ранило. Командир приказал им идти на перевязку.

— Жаль, что надо уходить, — сказала Киселева. — Ух, как драпали от нас фрицы!

— Ничего, — добавила Сипинская, — раны скоро заживут, и мы вернемся в строй.

…Отважная сибирячка снайпер Тося Ферапонтова, чья слава гремела на всю дивизию, уничтожила меткими выстрелами свыше сотни фашистов. Она пала на Курской дуге. Слепой огонь не разбирался, кто сгорал в его беспощадном вихре. И они погибали, наши прекрасные и мужественные девушки-солдатки.

А жизнь, она брала свое и на фронте. И там, в окопах, осеняла людей любовь. Женились, выходили замуж, откладывая визиты в загс на потом. Уезжали рожать фронтовые жены в тыл, в родные края. И вдовели рано и горько.

Во время войны и после приходилось слышать циничные рассуждения о фронтовых женах. Эти наветы меня всегда возмущали. Кому дано право оценить глубину и святость чувства двоих, определить — любовь это или подделка? И каждый раз при таких разговорах мне вспоминалась Вика-повилика. Была такая девушка в нашем артполку.

…Как-то я пришел к комсоргу этого полка, моему другу Ивану Потехину. Его землянка приютилась у подножия крутого обрыва над Днепром. В тот вечер Иван и рассказал мне о телефонистке Вике. Спрашиваю Потехина:

— Вика — понятно: Виктория. А откуда повилика? Просто пристроилась к имени как сочетание? Или для рифмы?

— Если бы только рифмы для! — взгляд Ивана тускнеет. — Это злые языки пустили в ход «повилику». Сорняк с красивым названием, как тебе, конечно, ведомо, обвивает, окручивает другие растения. Выходит, и Вика окрутила штабного майора.

— Она действительно его любит?

— Без всякого якова! Тут — никаких сомнений. Но я не могу уразуметь — за что и почему. Майор — личность заурядная. Да к тому же женатик, двое ребятишек… Вот уж вправду — любовь зла! В привязанности Вики — какая-то безоглядность, безрассудство, что ли. А в полку у нас холостяков полно… Молодые, бравые хлопцы. Не один приударял за Викой — всех отшила.

— А он, избранник ее?

— Тоже любит. Зверски. Ревнив, как Отелло! И на меня майор косится, ревнует к ней: у нас с Викой дружба. Умница. Отличная собеседница. Начитанная.

— Чем же все кончится? Разведется майор с женой?

— Не думаю. Он — правильный, во всем почитает порядок. Да вот не устоял, захлестнуло. Но детей оставит, если выживет. И Вика не из тех, чтобы разбивать семью. Впрямую на сей счет мы с ней не говорили. Но однажды она обмолвилась со значением: «Приеду с войны в Ленинград, поступлю на филологический. Мама вернется из эвакуации, заживем вдвоем».

Шила в мешке не утаишь. Все в штабе знали, что Вика-повилика «крутит» с майором. Но она, как могла, оберегала свою любовь, не выставляла напоказ.

— Ты меня заинтриговал, — говорю Ивану. — Интересно бы глянуть на Вику.

— Чего проще! Ее землянка рядом, — сказал Потехин.

Мы пошли к ней. Но рассеянный Иван перепутал в темноте двери землянок. На его стук откликнулся надтреснутый мужской голос:

— Кто там?

Поворачивать было неловко. Заходим в жилище майора. У него — Вика. Сидят за дощатым столом, вкопанным стойками в земляной пол. Он чистит пистолет, перед ней — раскрытая книга. Красноватый свет от фитиля, зажатого в гильзе сорокапятки, разгоняет по углам землянки расплывчатые, неясные тени. Оба смущены. И нам не по себе. Как-то надо выкручиваться… Представляюсь. И тут меня осеняет:

— Товарищ майор, я по делу. Нужна статья о стрельбе прямой наводкой. Мне порекомендовали вас.

Вижу, у майора отлегло. Он приглашает сесть. Потехин, придавив мою ногу под столом своим сапогом, с серьезным видом произносит:

— О прямой наводке и… находчивости. Артиллеристов, конечно.

Мы деловито беседуем о значении в ближнем бою артиллерийской стрельбы прямой наводкой. Штабист — сухопарый, подтянутый, лицо волевое — высказывает надтреснутым голосом свои суждения. Вика не принимает участия в. разговоре, делает вид, что читает. В ее больших темно-серых глазах затаились смешинки: догадалась о том, что мое интервью вынужденное.