Возвращение к жизни

На пятые сутки мы покидали Гросс-Вартенберг. Фрау пришла забрать дочку. Уже без настороженной тревоги, успокоенная, кое-что познавшая о русских. Оказывается, они никого не трогают, не буйствуют. А Геббельс трезвонил в газетах и по радио: придут, растерзают!

— Данке шон, данке шон, — твердила немка и пыталась поцеловать Савину руку. Майор поспешил отстраниться.

— Эти штучки не для нас, — смущенно сказал он и помахал рукой: — До свидания, фрау. Как это — ауфвидерзеен!

Мы ехали дальше, к Одеру. Обогнали снявшийся с места медсанбат. На повозках и в санитарных машинах сидели наши девчата. Они пели «Синий платочек» дружно, по-русски голосисто.

Из дневника

13 января. С. Славно Липовецкого р-на Винницкой области. Политотдел дивизии. Вот куда закинуло! С 3 января дивизия пошла вперед из района Ржищева через Белую Церковь, Сквиру, Погребище — к Липовцу. Это километров 200. Половину из них мне пришлось одолеть пешедралом. В Белой Церкви жили сутки. В замечательной квартире, у добрых хозяев отдохнули по-человечески.

Дивизия вошла в соприкосновение с противником западнее Липовца. Немцы тут организовали крепкую оборону. У них много танков и пехоты. Бомбежки, напряженная обстановка. Наши солдаты возводят окопы, рубят мерзлую землю топорами. Третье зимнее наступление, начавшееся неплохо, приостановилось.

31 января. Итак, подведем итоги за десять последних дней. Дивизия попала в «заварушку» и только позавчера вышла из окружения. Большие потери в людях и матчасти. Погибли политотдельцы Антаков, Нестеренко, ранены начальник политотдела Браудэ, его заместитель Писклов.

Котел

В морозные январские дни настал тот период, когда подвижная, нечеткая линия фронта то и дело менялась, отражая эти колебания на командирских картах. И была в том своя закономерность. Наши части, наступавшие с Днепра, выдохлись: сказывались потери в личном составе, отстали тылы, ухудшилось снабжение боеприпасами. А немцы подбрасывали свежие резервы, их сопротивление нарастало, и наконец пришло время, когда наступило равновесие сил.

Из большого села Очеретня, где остановилась наша редакция, мы с Цыбулько отправились в полки: он — в 959-й, я — в 957-й. Моим попутчиком был капитан Дмитрий Нестеренко — помощник начальника политотдела по комсомолу. Рослый, неразговорчивый парень из тех, кого отличает прирожденная серьезность и деловитость.

На попутной подводе добрались до местечка Липовец. Заснеженный городок, с пустынными улицами, закуржавевшими садами, встретил нас тишиной. Над соломенными крышами хат стлался мирный утренний дымок.

Из-за одной ограды вышел солдат в белом овчинном полушубке. Спрашиваем, где штаб полка.

— Надо пройти еще дальше, в центр. Увидите церковь, а рядом с ней — дом под черепицей.

— А здесь кто располагается?

— Второй батальон капитана Окроперидзе.

Какая удача! Значит, увижусь с Иваном Кибалем. Он поможет организовать материалы для газеты.

Заходим в хату, указанную солдатом. Ираклий с Иваном чаевничают. На гимнастерке Кибаля поблескивает Золотая Звезда Героя. Оба шумно приветствуют нас, усаживают за стол.

— Гоняйте чаи, начальники, — приглашает Иван. — С угощением у нас, правда, не густо: хозвзвод где-то застрял, и с трофеями невезение. Чем богаты, тем и рады. Хлеб, масло, консервы. Можно послать на кухню за пшенной кашей… Как вы?

— А что? — подхватывает Нестеренко. — Дома и солома едома!

— Что у вас новенького в верхах? — интересуется Кибаль.

— Да ничего особенного. Топчемся на месте, собираемся с силами. К вам пришли за новостями.

— И мы без новостей. Окапываемся, вгрызаемся в мерзлую землю на западной окраине Липовца. Немец притих.

— Нэ харошая тишина! — Окроперидзе ходит по комнате, прихрамывая, поскрипывая шаткими половицами. Он, как всегда, строен и подтянут. Хромовые сапоги начищены, галифе отглажены. Гимнастерка сидит на нем как влитая. Красивое выбритое лицо отдает синевой. И как он умудряется с таким форсом поддерживать картинную офицерскую стать?

— Нэ нравится, — продолжает Ираклий. — Что-то замышляют фрицы…

Кибаль пошел вместе с нами в роты. И здесь гнетущая тишина. Ни одного выстрела. Да, собственно, куда стрелять? Немцев поблизости нет. Только слышатся резкие, звонкие удары лопат о затвердевший грунт: солдаты углубляют окопы.

В полдень тишина раскололась. Вначале загромыхало где-то справа, потом отдаленная канонада донеслась и слева, и с тыла.

Нестеренко торопит.

— Пошли на КП полка. Надо узнать обстановку.

Прощаемся с Кибалем, идем в Липовец. В штабе полка узнаем — немцы начали контрнаступление, пытаются взять в котел части нашей и двух соседних дивизий. В Очеретню ворвались фашистские танки. Как там наша редакция? Успела выбраться?

Неприятные новости обрушиваются одна за другой. КП дивизии из деревни Славно переехал в Вицентовку, пятью километрами восточнее Липовца.

Решили с Нестеренко идти туда. Только выбрались на восточную окраину Липовца, как в местечке начали рваться снаряды.

— Тяжелая артиллерия бьет, — бросает на ходу Дима. — Прибавим шагу.

Идем по снежному полю. Ни кустика, ни овражка. Белая, как простыня, гладь.