Возвращение к жизни

Я встречал на фронте немолодых мужчин, которые как реликвии хранят женин кисет или платочек. Мой сослуживец-капитан целует по ночам фотографию жены, не подозревая, что я вижу это. А другой капитан, довольно пожилой, переписывает жене любовные стихи Симонова и Щипачева. Знаменитое симоновское «Жди меня» он цитирует ей почти в каждом письме. Видишь, как нежно любят фронтовики. А ты вдруг начала ревновать меня. И смешно, и грустно… Сегодня я вернулся из пятидневного рейда на передовую. Попал в сложное положение, и в редакции меня считали погибшим. Друзья уже жалели «славного парня» и простили все его недостатки, как вдруг я ввалился в дверь. Моя потрепанная физиономия чрезвычайно всех обрадовала, что я с удовольствием обнаружил на их лицах. Мы сели пить чай, и я подробно рассказал обо всех своих злоключениях.

К сожалению, тебе о них сейчас нельзя написать. Могу только сказать одно, что фрицы явно хотели отправить меня на тот свет. Но все обошлось, ибо я не желал умирать, не увидев тебя. Отсидевшись в лесу, ночью вышел к своим.

Сейчас дела у нас идут очень хорошо, двигаемся быстро вперед, и скоро Москва отсалютует нам за достижение государственной границы.

Краля

Как-то десятилетний внук попросил показать на географической карте путь, пройденный мною на фронте. Разостлали карту на столе, и я повел красным карандашом извилистую линию от станции «Лиски на Дону до Бреслау на Одере.

— Ого! — воскликнул парнишка. — Наверно, тысяча километров.

— Побольше. Две тысячи с гаком, — ответил я и сам удивился. Ведь расстояние действительно пройдено немалое и в основном «на своих двоих». Правда, пройдено за три года, с остановками, с боями. И все-таки…

Мечтал я обзавестись хотя бы велосипедом, да как-то все не получалось. Поделился этой заботой с политотдельцем майором Карпом Ковалем.

— Корреспондент-велосипедист? — ухмыльнулся Коваль. — Вот потеха будет!

Так идея с велосипедом увяла на корню.

Но однажды мне крупно повезло — обзавелся персональным и надежным видом транспорта. Случилось это вблизи деревни Убриевки, под Каменец-Подольском.

Собрав материалы для газеты у пехотинцев, я наведался к артиллеристам и нашел здесь секретаря партбюро артполка капитана Петра Ананьина. Белобровый, с морщинками-лучиками у прищуренных глаз, Ананьин встретил меня с шутливо-деланным недовольством:

— Не выбрал лучшего времени для визита?

— А что?

— Да то, что немецкие танки прорвались к нам в тыл, в Савинцы. Пехотинцев — с гулькин нос, а у нас осталось по два снаряда на пушку. Ладно, если придется отходить, держись с нами.

Обстановка в самом деле сложилась щекотливая. Мечущиеся в котле, немцы искали из него выход. На Убриевку с двух сторон медленно ползли танки. Наблюдая в бинокль, Ананьин подсчитал: двадцать восемь. Если бы подбросили снаряды… Если бы какой-нибудь стрелковый батальон подоспел на выручку…

Но тылы отрезаны. Боезапас на исходе. Поддержки ждать неоткуда. Старший офицер убриевской группы связался со штабом дивизии. Оттуда поступил приказ: отходить в направлении Томашевка — Малая Терновка — Кабчеевка.

Оторваться от немецких танков никак не удавалось. Они преследовали нас по пятам, постреливая из пушек и пулеметов. Росло число раненых и убитых. Так мы и перемещались под огнем из деревни в деревню.

В Кабчеевке обнаружились два орудия из другого дивизиона.. На каждое — по два ящика снарядов. Это позволило придержать фашистские «тигры» и «пантеры» еще на час. Получив отпор, они начали обтекать с двух сторон Кабчеевку.

Снаряды кончились. Солнце клонилось к закату. Надо было отходить дальше. Из Кабчеевки в деревню Песочную вел глубокий лог. Решили проскочить туда. Но когда уже показались крайние хаты, нас встретили пулеметным огнем.

— Никак в мышеловку попали, — сказал Ананьин.

Все собрались в логу, между Кабчеевкой и Песочной, выдвинув по сторонам для охраны автоматчиков и пулеметчиков.

Капитан Ананьин, майор-пехотинец и секретарь парткомиссии политотдела дивизии подполковник Сулиманов, оказавшийся с нами, стали держать совет. Было принято решение: прорываться в небольшой лесок, что виднелся в километре справа, и там занять круговую оборону. Передвигаться небольшими группами — по три-четыре человека. Пушки на конной тяге проскочат первыми. Быстро, аллюром.

Задумка удалась. Пока немецкие танки вели огонь по опустевшей Кабчеевке, все наши орудия перебазировались в лесок. Гитлеровцы спохватились, но поздно.

Стали перебираться туда и остальные бойцы и командиры — ползком, короткими перебежками. Солнце, севшее на черту горизонта, било лучами в прицелы немецких танков. Это, видимо, и мешало им вести точный огонь. Да и с боеприпасами, очевидно, у них было тоже небогато. Потому и стреляли редко.