Возвращение к жизни

Капитан достал из планшета синюю ученическую тетрадь, написал записку, отдал ее Кунучакову:

— Передайте вашему начальнику.

И вот теперь, в Бреслау, я познакомился с содержанием этой записки.

Командир саперной роты выделил мне связного, и мы пошли в третий батальон. Солдат вел меня по закоулкам, по дворам, через зияющие проломы в домах. В одном месте остановился, прижавшись к обгоревшей стене полуобвалившегося двухэтажного дома.

— Тут постреливают, — предупредил. — Из фаустпатронов. Видите, как отделали этот дом?

— Что, дальше нет хода?

— Почему же? Проскочим. Уличка неширокая. Рванем — и на той стороне. Только быстро! — И он ринулся вперед, а я — за ним.

Дальше путь лежал через внутренние дворы квартала. Штаб третьего батальона находился на первом этаже массивного кирпичного здания. Я объяснил начальнику штаба цель своего прихода.

— Отдыхают саперы в соседней комнате, — сказал лейтенант. — Сутки не смыкали глаз! Час назад сменили их. Пусть еще немного поспят. Успеете поговорить… А я пока вас — чайком.

В моем представлении сложился конкретный образ Кунучакова: богатырский рост, как у нашего редакционного шофера Саши Чудогашева, косая сажень в плечах, громовой голос. Именно таким рисовало мое воображение Сергея после рассказа командира саперной роты.

И вот встреча. Нет, не разочарование охватило меня, а удивление. Откуда в этом низкорослом, тихом пареньке такая сила духа? Оказывается, истинное мужество не всегда соседствует с крепкими бицепсами и грозным взглядом…

Кунучаков сидит передо мной на дощатом ящике положив на колени автомат. На смуглом скуластом лице застенчивая улыбка, в черных смородинах глаз — смущение. Пилотка со следами известковой пыли сдвинута к правому уху, открывая узкий клин жестких смоляных волос.

Почти каждое слово из него приходится вытягивать. Другой бы так расписал свои подвиги — тем более ему-то есть о чем рассказать, а Сергей только пожмет плечами и монотонно повторяет глуховатым, юношески неокрепшим голосом:

— Приказали — пошли… Они стреляют, и мы… В дом, значит, ворвались… Выбили немцев…

Вижу, ничего из него не вытяну. Спрашиваю:

— Кто с вами был в штурмовой группе?

— Рядовые Канасюк и Самокрик.

— Позовите их.

Кунучаков привел солдат и тут же исчез.

В отличие от Сергея они оказались более покладистыми и рассказали обо всем подробно.

…Наши и немецкие позиции разделяла широкая улица. Штурмовая группа несколько раз пыталась перебежать ее, но гитлеровцы открывали сильный пулеметно-автоматный огонь из окон подвала и первого этажа углового дома. Его-то и надо было очистить от противника.

Наконец, Кунучакову, Канасюку и Самокрику удалось проскочить улицу. Через пробитую снарядом стену они ворвались в здание и по лестнице взбежали на второй этаж. Дверь с лестничной клетки в квартиру наглухо заперта и забаррикадирована. Саперы заложили под нее тол и, присев под лестничным маршем, взорвали. Дверь разнесло в щепки. Кунучаков со своими солдатами вбежал в комнату. Там валялись три убитых немца.

Теперь надо было пробиться на нижний этаж. Канасюк расковырял ножом паркет. В образовавшееся углубление заложил взрывчатку. Снова дом потряс взрыв. В полу зияла большая дымящаяся дыра. Немцы, находившиеся в нижней комнате, начали бить в отверстие из автоматов.

— Сейчас мы их угомоним, — проговорил Сергей и бросил в пробоину две гранаты. Подождав минуту-другую, спрыгнул вниз и упал на пол рядом с раненым фашистом. Тот вскинул было автомат, но Сергей опередил немца и ударом приклада добил его. Вскочил на ноги, очередью настиг еще двух гитлеровцев, метнувшихся к двери.

Когда Самокрик и Канасюк спустились с верхнего этажа вслед за Кунучаковым, тот уже ворвался в следующую комнату, расчищая себе путь гранатами и автоматным огнем.

Трое саперов захватили шесть комнат. «Плацдарм» в квартале был завоеван. В этом доме Кунучаков с двумя солдатами и вел бой, пока на помощь саперам не пришли пехотинцы. Отсюда и началось очищение от противника всего квартала.

Командир третьего батальона отправил саперов «отдышаться» в расположение своего штаба, где было спокойно. Возвращаясь обратно, они пересекли улицу. Теперь над ней лишь изредка повизгивали пули.

Рядовой Канасюк не скрывал своего настроения. Оно было у солдата явно приподнятым: так здорово все получалось! А старший сержант — молодчина. Хоть бы в одном глазу мелькнул страх. Он что, железный?

Кунучаков шел молча, придерживая висящий на груди автомат. Лицо у него было, как всегда, спокойным.

Чтобы развлечь командира, Канасюк весело сказал:

— Все дороги ведут к отдыху!

Тот обернулся к нему. Сказал негромко, но веско:

— Отдыхать будем, когда войну закончим…

Из газеты «Советская Хакасия» за 29 мая 1981 г.

«…После войны Сергей Николаевич Кунучаков работал в родном колхозе бригадиром, а потом его избрали председателем сельхозартели. Позже стал управляющим фермой № 5 Абазинского совхоза. Умер ветеран войны в 1962 году… У него четыре сына — Семен, Михаил, Олег, Георгий. Все взрослые, работают. И свято чтут память отца».

Из писем

5 апреля