Возвращение красоты

Тем вечером я с приятелем оказался в гостях у двух подружек. Был скучноватый, промозглый вечер, и вот одна из девчонок ради развлечения пожелала испытать на себе действие гипноза. Я согласился. Все шло как обычно, до тех пор, пока я не предложил ей нарисовать что-нибудь, что она увидит в «том», потустороннем, мире, на листке бумаги. Она действительно начала что-то рисовать, но вдруг глаза ее расширились, как будто она увидела что-то ужасное, девушка попятилась и вдруг, закричав пронзительным голосом, забилась в истерике.

Я вам не могу передать, что со мной произошло в этот момент. В считанные секунды мне представилось вдруг, что девушка сошла с ума и виноват в этом я; что меня, вероятно, будут судить, дадут срок, я отсижу и потом всю жизнь буду носить страшный груз в душе, и все из-за каких-то дурацких экспериментов. Но, странное дело, только прокрутив в голове до конца это кошмарное «кино», я смог собраться и властным окриком остановить припадок.

Для меня это был урок, нагляднее которого не бывает, и больше я гипнозом не занимался…

А вот другой пример.

Мне уже было лет восемнадцать, и я все свободное время проводил в общаге местного университета. Были у меня тут приятели, какие-то музыканты, пивные оболтусы, подруги — настолько свои, что я мог запросто остаться ночевать в их комнате, без всякого, впрочем, греховного умысла. А девочки эти, к слову сказать, были не какие-то полуграмотные дурехи, а очень даже неглупые люди. И вот — кажется, это был канун субботы, потому что на следующий день не нужно было рано вставать, — ближе к полуночи зашел разговор о детстве, о «страшилках» и «вызывалках», и одна из девчонок призналась, что знает, как устроить настоящий спиритический сеанс. Все оживились. Где-то достали большой лист ватмана, положили по центру перевернутое блюдечко, обрисовали его фломастером, вокруг написали цифры; потом нарисовали другой, большой круг, разделили его на 33 равные части и в каждую вписали по букве русского алфавита. На краю блюдечка все тем же фломастером нарисовали стрелку. Потом зажгли свечу, расселись вокруг небольшого стола (кажется, нас было четверо) и стали вызывать дух какой-то усопшей знаменитости, я уж не помню кого. При этом каждый положил на блюдце пальцы рук, но так, чтобы не придавливать блюдце, а только касаться. То, что произошло дальше, объяснить никакими проявлениями экзальтированной фантазии не получится.

Блюдце вдруг «ожило» под нашими пальцами и буквально стало носиться по столу, крутясь, указывая стрелкой на буквы и отвечая на наши вопросы, которые мы по очереди задавали вслух. Причем отвечало оно не какими-то там «да» или «нет», а довольно сложными, пространными предложениями, и с такой скоростью, что буквально летало под нашими пальцами. И поверьте, я нисколько не преувеличиваю. Всем нам в тот момент было очевидно, что с нами общается реальная, разумная сила, которую мы только наивно считали «духом» того или иного деятеля.

И лишь один-единственный пункт заставил меня тогда смутиться, а позже задуматься. Благочестивые вроде бы персонажи, например царь Федор Иоаннович, Чехов или Достоевский, начинали вдруг ни с того ни с сего ругаться трехэтажным сапожницким матом…

Ох, беда, беда… Что у нас было тогда в голове?.. О чем мы думали?!..

Эти случаи породили во мне смутное подозрение, что в своих поисках «чего-то большего» я блуждаю в потемках. Но выхода из этих потемок я не видел. Примечательно, что я уже читал литературу по китайской, индийской философии, но почему-то мне не приходила в голову простая мысль — начать с Библии. Почему? Все, что угодно, любые пути, казалось, открывались передо мной, манили к себе, но только не родное Православие. Его точно не существовало вовсе, как будто в моем сознании была стерта или потеряна сама возможность интереса к нему.

Правда, в моей семье все были некрещеные, но ведь и спиритов или гипнотизеров в ней тоже не было…

Причина такого равнодушия, мне кажется, кроется вот в чем. Церковь Православная хотя и была чем-то совершенно неизвестным, но в то же время как будто своим, привычным, как бывает привычным старик, которого видишь каждый день сидящим на лавочке и который, кажется, в силу самой своей обыденности просто не может быть интересен. Загадка, тайна, великая истина должны были храниться где-нибудь за семью печатями, за тридевять земель, в тридесятом царстве, куда нужно добираться сломя голову, если не в буквальном, то в фигуральном смысле.

И все же я принял крещение. Но принял почти бессознательно, ничего по существу не поменяв в себе, почти «на всякий случай», как, к сожалению, принимают его многие и сейчас.