Она стояла посреди кухни и мечтательно оглядывалась, схватив себя за локти, будто чтобы удержать от немедленной атаки на приборы и их внутренности. Приборов была куча, и большую часть я не узнавал. То есть можно было догадаться, что вот это комбайн, это чайник, а это, скорее всего, духовой шкаф или что-то вроде, но все остальное опять выглядело как декорации из богатого фантастического кино и было основательным и пронзительно черным даже под слоем пыли, сгладившей хищный блеск граней, углов и стеклянных деталей.
— Все названия иностранские, — отметил Олег недовольно.
— А так непонятно было бы, что иностранское, — откликнулась Инна и протянула руку к какой-то штуке, малость похожей на съежившийся и почерневший от злости автомат с газировкой.
И тут пронзительно зазвонил телефон.
Я вздрогнул и замер, остальные, конечно, тоже.
Телефон стоял на полу за телевизионной тумбой. Кнопочный аппарат, тоже явно импортный, плоский и белый, а не красный или слоновой кости, как принято.
Я постоял над ним, посмотрел на экипаж, снова на телефон, надеясь, что он заткнется. И тут сообразил, что мы сейчас можем упустить единственную возможность сориентироваться в месте и времени.
Я присел, осторожно взял трубку, помедлил и поднес к уху.
— Алло, — послышался незнакомый мужской голос. — Это кто, Олег или Линар?
Я застыл.
— Алло-о, — нетерпеливо повторил голос. — Или Инна?
Я сглотнул и через силу выговорил:
— Линар.
— Охренеть, — так же, будто через силу, сказали на том конце провода. — Вы все-таки вернулись.
Дождались
Космонавт меняет профессию
Я положил трубку и старательно, пытаясь не пропустить ни единого значимого слова, сказал экипажу:
— В общем, нас ждали и ждут все это время. Дяденьку звать Денис, он, видимо, сегодня дежурный. Часа через полтора за нами приедет и все расскажет. Пока, говорит, отдыхайте, ешьте-пейте и так далее.
Я плюхнулся на диван и сказал:
— Ура.
— Ура! — подхватил экипаж, рухнул рядом со мной и принялся обниматься.
Я, улыбаясь, закрыл глаза, чтобы не видно было, что они мокрые. Оказывается, я все это время страшно боялся не чужого мира, не оккупации, не американских или китайских допросов, не того, что мы не попали в комету и это из-за нее все убито, перекопано и разрыто до основанья.
Я боялся, что нас никто не ждет. Что мы никому не нужны. Что мы не герои, не космонавты, даже не обыкновенные детишки, мы хуже младенцев — как пингвинчики, заброшенные в джунгли, без мам, без тетушек и без малейшего представления о том, как тут выживать, что жрать и от кого бегать.
Но нас ждали все это время. Нас встречают. И за нас будут нести ответственность — кто-то, кто угодно, взрослые умные люди, которые все про жрать и бегать знают. И через полтора часа я уже буду не капитан, а нормальный человек, обычный пацан Линар Сафаров, который даже за себя не слишком-то отвечает, не то что за экипаж.
Впрочем, за этими балбесами мне придется всю жизнь следить и ухаживать, подумал я радостно и сообщил, потому что эти балбесы, наоравшись, расселись рядом и смотрели на меня ожидающе:
— Значит, программа продолжается, причем недалеко где-то, в Волгограде, наверное — раз ему полтора часа ехать. Ну и там серьезно все, секретно, поэтому просил не болтать. И записи твои, Олеган, пригодятся.
— Это все он тебе сказал? — спросил Олег.
— Нет, конечно. Но я ж не дурак, два и два как-нибудь уж сложу.
— То есть войны не было? — уточнила Инна с надеждой.
— Ну или мы ее не проиграли, а просто, как это... Понесли значительные потери. Ну или…
Я постарался сочинить человеческий вариант решения, который подгонялся бы под дурацкий ответ со сносом космодрома, китайцами и французскими флагами, ничего не придумал и махнул на это дело рукой. Приедут — расскажут, тогда и узнаем.
— Так что ждем, отдыхаем, жрем-пье-о-ом! — воззвал я и сообщил пресыщенно: — Не хочу я жрать.
Подумал и добавил:
— А вот чай — да. Мы ж не пили. Щяй не пил — какая сила, щяй попил — совсем ослаб.
— А есть у тебя щяй-то? — поинтересовалась Инна.
— А вот проверим.
Я вскочил, прошел на кухню, погремел ящиками, похлопал дверцами и сказал:
— Ништяк, паца. Есть заварка.
— Ты уверен? — спросила вышедшая следом Инна, скептически рассматривая пеструю коробку в моих руках. — Что-то я такого чая раньше не видела.
— А все остальное ты раньше видела, — отметил я, поведя подбородком в сторону всего остального.
— Срок годности хоть глянь, — предложила Инна.
— Да ладно, что ему будет, трава и трава. Потом, толку-то — мы ж все равно какой сейчас год не знаем.
— Узнаем, — сказал Олег, маячивший за Инной, и отвалился.
— Щас узнает, — уважительно сказал я. — Ножку у шифоньера оторвет и по годовым кольцам… По мху на северной… По… Ага. Это кофейник, а это чайник. И они электрические. И… Во, работают.
Я пощелкал кнопками, любуясь малюсенькими лампочками, что вспыхивали и гасли, и победно посмотрел на Инну. Она сказала:
— Воды-то налей.
— А, точно.
Я отвернул кран. Хмыкнул и отверну другой. Завернул оба обратно и еще выкрутил до упора. Ни капли.
Инна хмыкнула.
— Вот и попили щяй.