Раз моя дорога дальше определена, он может завершить свой путь. Пусть найдет свой покой в одной из пещер недалеко от Ушмаля или Паленке — древних городов своего народа. Пусть ни один археолог не найдет места его последнего сна. Пусть ничьи пальцы не проникнут в его рот, чтобы забрать нефритовую бусину.
Прежде, чем повернуть к лестнице, я оглянулась. Ягуар сидел на корточках, прижав ладонь с широко разведенными пальцами к полу. Глаза его были прикрыты, а губы быстро-быстро произносили слова молитвы. Внезапно лицо его болезненно исказилось, и он резко развернул ладонь пальцами к себе. Я знала этот ритуал. Старик повернул мой след. Он повелевал мне вернуться. Вот только куда?
В «Мескалито» я ворвалась за десять минут до начала выступления.
— Знаю, знаю, виновата.
Игнорируя укоризненные взгляды Квентина, я проскочила в уборную и бросила сумку на столешницу рядом с раковиной. Затем окинула себя критическим взглядом в зеркало. Н-да.
Впрочем, здесь вам не Метрополитен-опера, уважаемая публика, а вполне приличная забегаловка для койотов и ягуаров. Шакалы сюда не захаживали, у них другая музыка. А в «Мескалито» каждый вечер играли Los Ponchos(очень оригинальное название, гы-гы), и пела я. Хотя, пела — это громко сказано. Высокие ноты я проговаривала, а низкие скорее мычала.
Ну извините, пою, как умею. И все же Квентин предпочитал меня, я хотя бы не шепелявила на кечуа. Кто бы мог подумать, что этот рыжий волчонок, да еще родившийся в одном из штатов Северной Конфедерации, так страстно влюбится в музыку горных долин? А всего-то и нужно было — пару раз съездить со мной в археологические экспедиции в область высокогорья.
Да-да, колледж я не закончила и степень бакалавра по истории не получила, но это была не причина отказываться от своей мечты. Поэтому летом я нанималась в экспедиции разнорабочим, а зимой зарабатывала деньги в городе.
В наши первые безденежные годы Квентин, не дождавшись ответа от своего агента и уставший играть в барах перед пьяными посетителями, побросал вещи в рюкзак, подхватил гитару и отправился вместе со мной сначала на машине до Кампече, затем автобусом до Санто-Доминго-дель-Паленке, а потом повсюду, куда могло завести нас археологическое чутье профессора Суареса.
И однажды оказался на древней земле инков. И влюбился: в эту страну, в этот народ, в эту музыку. Вот уже семь лет он самозабвенно дудел на флейте, бренчал на гитаре и стучал на барабанах, причем не один, а вместе с тремя еще такими же сумасшедшими. А я с ними пела. И еще Квентин утверждал, что станет родоначальником нового направления в музыке — джаза андина. И я ему верила.
В принципе, никаких недостатков в своей внешности, которые нельзя было бы устранить за пять минут, я не обнаружила. Стянула шапку и бросила ее на сумку. Туда же отправилась широкая и длинная толстовка с капюшоном. Обычно такие носили шакалы, но мне нравилась их мода. Во всяком случае, обтягиваться короткими платьями и вешать в уши золотые кольца, как это делали девушки ягуаров, я не собиралась.
Оставшись в широких спортивных штанах и облегающей майке на узких бретелях, я решила, что выгляжу вполне привлекательно. Намочив под струей холодной воды руки, пальцами уложила назад волосы. О том, что состригла косы, я не пожалела ни разу — при моей жизни на колесах они только мешали. Кончики коротких прядей закручивались за ушами и на шее — по-мальчишески задорно, но в то же время очаровательно.
Да, сказала я своему отражению, я очаровательна. Пора на сцену.
Между Encuentros и Noche de Luna Квентин дал мне двадцать минут, чтобы отдышаться.
— Энрике, мне как обычно.
Я плюхнулась на высокий стул перед барной стойкой и бармен поставил передо мной высушенную тыковку-калебас, на поверхности которого плавали еще не успевшие впитать влагу листики мате[32]
. Никогда не мешать трубочкой свежезаваренный мате (это вам не каша) — это правило я усвоила давным-давно. Второе правило: настоящие ценители плюют на все рекомендации медиков и пьют мате при температуре расплавленного металла.Осторожно сделала первый глоток через трубочку. Боже, как хорошо. После второго глотка у меня появились силы оглядеться по сторонам. Справа ухмылялся поверх стакана с виски Гичи Анаквад, он же Большое Облако, он же Рожа Наглая, он же Рукибыстроубрал!
Впрочем, руки он распускал только поначалу, пока я не наслала на него проклятие поноса. Явившись обратно примерно через неделю, он уже с бо́
— Привет, Гичи, как жизнь?
Он сделал маленький глоток и по-звериному оскалился:
— Как обычно, сама знаешь.