Подчеркнуто небрежная, но явно очень дорогая стрижка. Твидовый пиджак, белая рубашка, синие брюки — просто, элегантно, шикарно. Признаю, он выглядел намного лучше меня. И еще девяноста девяти процентов населения планеты.
Не удержавшись, я скользнула взглядом по его левой руке. Кольца не было. Итак, краса и гордость старейшей из династий обеих Конфедераций до сих пор не сподобился сотворить себе законного наследника? Ну и достаточно на сегодня. Я и так уделила этому чванливому индюку времени больше, чем он заслуживал. Больше я ни разу не взглянула дальше третьего ряда столиков.
В перерыв я значительным усилием воли преодолела почти нестерпимое желание пойти в туалет и ополоснуть лицо холодной водой.
— Энрике, мне как всегда.
Чай, серебряная трубочка, золотистый калебас с медным ободком. Вот только сегодня я не чувствовала вкуса мате, зато пульс бился во всем теле, не исключай кончиков пальцев и ушей.
— Если тебя нервирует этот тип в углу, — прогудел бармен, наклоняясь ко мне ближе, — только скажи. Ребята с ним быстро разберутся.
Неужели мой запах страха так заметен? Лина, тряпка, соберись. Надо продержаться еще минут сорок.
— Не надо, Энрике. Он может быть опасен.
— Видали и поопаснее, — старый друг не собирался сдаваться. — Мне он тоже, кстати, не нравится. Провоняет сейчас тут все волчьим духом…
Я оглянулась. Действительно, половина мужчин в зале настороженно принюхивались. Кое-кто не мог сдержать тихого рычания. ЗатоДжокер хранил великолепное безразличие, словно зайти в самое сердце территории койотов было для него делом не сложнее плевого.
Через десять минут ко мне пришла мысль, что уж рюмку текилы-то я честно заслужила. Только поставил ее передо мной не Энрике, а симпатичная смуглая девушка, приветливо сверкнувшая в улыбке белоснежными зубами. Не улыбнуться в ответ было просто невозможно.
— Привет. Я тебя не знаю. Ты новенькая?
— Да, работаю второй вечер. Меня зовут Вуньефе.
Вуньефе, Утренняя Звезда? Это уже было интересно.
— Ты кечуа или аймара?
— Не угадала, — девушка улыбнулась еще шире. — Мапуче.
Я потянулась через стойку, чтобы пожать ей руку:
— А я Лина. Тату-салон на углу 123-й и Парк-авеню. Обереги, амулеты, татуировки, а заодно неотложная медицинская помощь.
Ее ладонь была теплой и немного шершавой. Славная крестьянская девушка. Зря она подалась в Нью-Амстердам.
— Я знаю. Специально устроилась работать сюда. Мне нравится, как вы поете, ты и… Квентин.
Ох, девушка, с Квентином надо быть поосторожнее.
— А что нравится больше всего?
— Все! — Я поверила ей сразу. — И Paloma, и He Venido и все. Вы поете, совсем как мы, но все же по-другому. Это удивительно, как у вас получается.
Голос у девушки был приятный. Уж точно лучше моего. И к произношению даже дотошный Квентин придраться бы не смог.
— Эй, Квен, иди сюда.
Я подняла руку, чтобы привлечь внимание рыжего, отчего амулеты на руке скользнули от запястья к локтю. Надо же, этот казанова вмиг оказался рядом и тут же уставился на новенькую официантку.
— Это Вуньефе. И она, кажется, хорошо поет.
— Точно?
Стесняться девушка не стала:
— У нас в Вальпараисо все хорошо поют. Только песнями не прокормишься.
— В Нью-Амстердаме думают иначе. Давай, Квен, послушай ее.
А я теперь спокойно выпью. Вот только где соль?
— Держи. — Эрик пододвинул мне под руку солонку и ворчливо добавил: — Хорошие девушки, между прочим, солят чили-суп…
— … а плохие текилу. Знаю, знаю.
Нет, выпить с удовольствием мне сегодня не дадут. Придется повторить. Я подняла верх указательный палец, но сказать ничего не успела.
— Еще текилу для девушки и один бурбон.
Мне даже головы поворачивать не понадобилось, чтобы понять — на соседний высокий табурет опустилась сиятельная задница нашего почетного гостя.
— Хреново поешь, Покахонтас. — Все тот же непробиваемый тон, холодный, безразличный, равнодушный. — Так сильно нуждаешься в деньгах?
— Не хочу тебя расстраивать, но у меня все хорошо.
Удивительно, но Джокер рассмеялся. Закинул голову назад и расхохотался свободным легким смехом. В этот момент его даже можно было принять за добродушного парня. Правда, те, кому уже приходилось раньше иметь дело с Вилдом ван Хордом, никогда больше не ошибутся на его счет. В его интересе ко мне не было ни участия, ни доброты.
— Так сильно меня ненавидишь?
В один миг в его глазах не осталось ничего, кроме холодного любопытства. Так ребенок наблюдает, сможет ли муха бегать на двух лапках.
Я пожала плечами:
— Нет.
Джокер удивленно приподнял брови:
— Нет? Совсем?
Совсем. Может быть, это был прощальный подарок Атропы с ее волшебными ножницами, но, уходя из Лобо-дель-Валле, я действительно оставила за спиной все свои обиды и разочарования. А может быть, моя собственная заслуга, потому что, вырвавшись на свободу, я трудилась, не покладая рук, и сумела наконец из того зла, что причинил мне Джокер, сотворить добро для себя и своих близких.
— А ты хочешь извиниться?