Возвращение в строй

Справа и слева показались другие машины звена, они прикрывали с трудом держащуюся в воздухе машину от возможных атак вражеских истребителей. Второе звено шло выше. Северов различал лица своих ребят за бронестеклами кабин, ощущал их тревогу и беспокойство. Чувство времени терялось. Олег всегда хорошо чувствовал время, без часов мог сказать, сколько времени с точностью до четверти часа, но сейчас поймал себя на мысли, что не знает, сколько времени длится этот полет. Казалось, что он летит уже час, а может и больше. Хотя он понимал, что этого не может быть, не то что линия фронта, сам аэродром намного ближе. Но мысли уплывали, вдруг вспомнились дед с бабушкой, отец и мама. Олег вспомнил, как бежал по тропинке через поле, полное цветов. Ему было лет шесть или семь, он гулял с дедом и бабушкой теплым июльским солнечным днем около деревни, в которой у них был куплен дом. Они приезжали туда на все лето и маленький Северов проводил на улице все время, свободное от сна. Иногда приезжали отец и мама, тогда вся семья ходила на реку, дед и отец ловили рыбу, потом варили уху. Или ходили в лес за грибами, потом по всему дому разносился запах сушеных грибов. А теперь самые дорогие ему в той жизни люди, рядом с которыми он был так счастлив, стояли перед его глазами, бесконечно далекие, отделенные не только своей смертью, но и этой параллельной реальностью, стояли и сурово смотрели на него. И Северов понял, что он еще не готов к встрече с ними. У него еще есть здесь множество незаконченных дел, он еще не все сделал, что был должен. И когда он это понял, они вдруг улыбнулись ему и перед его глазами снова возникла разбитая приборная панель. Повернув голову он увидел, как раскрывает рот, что-то крича, штурман одной из машин его звена, номер он не мог почему-то различить. Потом Северов понял, почему тот кричит, прижимаясь лицом к блистеру. Сушка с номером 77 скользила к земле, заваливаясь на левое крыло.

- Надо было падать на станцию, на эшелоны, полные этих нелюдей, этих юберменшей, вообразивших себя хозяевами моей жизни и жизней миллионов других людей. Зачем просто так падать на землю, когда это можно сделать с гораздо большим смыслом, - вяло подумал младший лейтенант, но руки делали все сами и машина снова выровнялась над самой землей, а затем опять полезла вверх.

С высотой пришла уверенность, что линию фронта удастся перетянуть, но судьба приготовила новый сюрприз. В кабине явно запахло дымом, самолет горел. Олег посмотрел на левого ведомого, тот отчаянно махал рукой. Было понятно, что он показывает, чтобы Северов прыгал. Вдалеке проплыла деревушка с церковью, значит линия фронта давно уже пройдена, можно прыгать. Но тут Северова пронзила мысль – а что если Сашка не убит, а тоже ранен и не может ответить. А может быть он без сознания. Прыгнуть, значит убить его!

- Сашка, Сашка! Ответь! – Северову казалось, что он кричит, хотя с его губ срывался лишь хрип.

И тут ему показалось, что штурман застонал. Переговорное устройство не работает, но он же слышал стон. Показалось? Он не может слышать штурмана, но вдруг Сашка действительно жив, просто не может ответить? Значит, надо сажать самолет. Надо тянуть до аэродрома, уже недалеко, всего несколько минут.

Кабина заполнялась дымом, надо открыть фонарь, но как это сделать? Левая рука плохо слушается, а правой рукой надо держать ручку управления. Но Олегу удалось удержать ручку левой рукой, правой после нескольких попыток он открыл фонарь. Дым сразу потянуло из кабины, но показались языки пламени. Левой рукой Олег закрыл от огня лицо, глаза защищали очки.

Вот и аэродром. Посадка с ходу, на брюхо. Бомбардировщик тяжело проскреб днищем по снегу, оставляя за собой борозду и разбрасывая вокруг куски обшивки. К счастью, предупрежденные аэродромные службы уже держали наготове пожарную машину и сумели быстро подъехать и погасить огонь. Северов посадил машину с краю взлетно-посадочной полосы, так что своим самолетом не закрыл полосу другим. Один за другим садились бомбардировщики второй, затем первой эскадрильи. Из них выбрались пилоты и штурманы, бежали к тому месту, где из дымящегося самолета доставали Северова и Ларина. Сашка действительно был жив, хотя и тяжело ранен.

Комбинезон защитил летчик от ожогов, но его пришлось резать. Весь левый бок Северова был залит кровью, кровь текла также из раны на левой стороне нижней челюсти, заливая шею. Сознание уплывало, но Олег, увидев склонившихся над ним Ковина и Горобченко, прошелестел:

- Все сели?

- Все сели, все, командир! – закричал Горобченко.

- Отойдите, не мешайте! Расступитесь! – врач решительно раздвинул стоящих кругом летчиков и механиков. За ним несли носилки с экипажем сушки № 77.