Возвращение в Терпилов

– Говори! – потребовал Николай, и, не отрывая от меня внимательного взгляда, опустился в кресло.

Я рассказал всё. О беседе с Милинкевичем, которая навела меня на мысль, что на даче Францева могли остаться улики, о своей новой поездке в Денисово, о том, как нашёл в укромном месте ноутбук и как после ушёл незамеченным от неожиданных визитёров. Немало времени потребовалось, чтобы объяснить Ястребцову технические подробности дела – все эти счета, сим‑карты и интернет‑модемы были для него тёмным лесом. Выслушав мою историю, он долго изучающе смотрел исподлобья, и, наконец, флегматично резюмировал: – Нет, всё это в качестве доказательств не годится.

– Да почему не годится? – опешил я.

– Да потому… Во‑первых, в суде первым делом поинтересуются тем, как улики были получены. И выяснится, что ты, посторонний человек, совершил незаконное проникновение на частную территорию. Без ордера, без какого‑либо разрешения провёл обыск, совершил, по сути, кражу… Во‑вторых, кто знает – нет ли тут подлога? Ты же, как ни крути, лицо заинтересованное, мог что‑то изменить, подменить какие‑то файлы…

– Да зачем мне это?

– Ну не знаю, – устало отмахнулся Ястребцов. – Для книги какой‑нибудь. Такая ведь сенсация: целого мэра не самого маленького в Подмосковье города в убийствах обвинить! Словом, Игорь, прямо тебе скажу: любой судья этот ноутбук при первом же ходатайстве защиты изымет из дела.

– Да наплюй ты на ноутбук, чёрт возьми! – вспылил я. – Вообще можешь не упоминать ни его, ни меня в своих документах! Иди от показаний Саши, от его заявления о похищении Францевым. Запроси сотовую компанию, они тебе вмиг те же самые данные скинут.

Мне казалось, я загнал Николая в угол, но он оставался спокоен. Откинувшись в кресле, он скрестил руки на груди и с вызовом глянул на меня.

– Не буду я ничего запрашивать, – твёрдо сказал он после паузы.

– Почему, можно узнать?

– Потому что всё окончено. А тебе я дам дружеский совет: как можно скорее забудь об этом деле и уезжай в Москву. Только этим теперь и могу помочь тебе.

Выговорив это, он открыто и зло посмотрел на меня. Это был вызов, и я его принял.

– То есть, иными словами, ты, представитель закона, намерен покрывать убийц? – холодно произнёс я. – Можно задать тебе вопрос?

– Какой? Сколько мне заплатили? – иронично усмехнулся Николай. – Представь себе – нисколько. Нет тут для меня никакого личного интереса.

– Да почему же тогда… – начал я.

– Я не буду отвечать на этот вопрос.

– Я заставлю тебя ответить. Я обращусь…

– Откровенности моей хочешь? – Ястребцов вскочил на ноги и нервной, пружинящей походкой зашагал по кабинету. – Ну пожалуйста! Потому что разболтались слишком, потому что порядка нет, а такие вот как ты и то, что от него осталось, на корню разрушают!

– А убийца останется на свободе? Это правильно?

– Правильно! В данном случае – правильно! – убеждённо произнёс он. – Правильно не допустить анархии, уничтожения авторитетов, уважения к власти. Вы, дайте вам волю, всех начальников в землю втопчите, камня на камне от государства не оставите! И для чего? Для статейки дурацкой в газетёнке? Для того, чтобы приглашали тебя на радио, позвали на интервью к этому ублюдку Дудю? Этого ты для себя добьёшься, а что остальным? Что – всей стране? Анархия, бардак, разложение? Трясёте как грушу государство для своих мелких, жалких интересиков, расшатываете веру в основные устои, в…

– Ты думаешь, кроме славы у меня нет других мотивов? – резко оборвал я.

– О, есть конечно! – передёрнул плечами Николай. – Ещё у тебя есть шило в заднице и вульгарное какое‑то представление о справедливости!

Я усмехнулся.

– Да, именно вульгарное! – настаивал Николай. – Твоя справедливость на деле – чушь собачья, дешёвое чистоплюйство! Не нравится ему неравенство, не нравится бесправие… Выдумал какую-то чёрно-белую модель мира, и… А жизнь сложнее!

– Что ж, нет неравенства?

– Есть! Есть! – выкрикнул Николай. Но, кроме этого, есть и сложный баланс, есть и третьи силы, не дающие обществу порваться на куски. Есть государство и его авторитет, есть вековые моральные устои, есть, наконец, пастухи, стоящие между верхами и низами, мешающие погибнуть этой хрупкой системе.

– Пастухи? – криво улыбнулся я.

– Да, пастухи! Что лыбишься? Всегда, от начала человечества, всегда именно так было! Всегда делилось общество на стадо и пастухов, всегда одни слушались, а другие подчинялись! И на этой сцепке, – он сунул мне под нос два крепко сжатых пальца, – держалось и держится общество!

– Вы, полиция, конечно, пастухи…

– Да! Да! – гортанно выплюнул Николай. – Ты не усмехайся мне тут высокомерно! Да, мы, силовые, а правильнее сказать – карательные органы, воспитываем народ – и тех, кто выше, и нижних. Мы указываем направление, мы – моральный ориентир! Мы же и берём на себя все риски, мы первые идём под пули, мы ночами не спим, защищая людей – в том числе и таких как ты!

– От кого?