— Я нашел бревно, хочу просверлить в нем такие маленькие дырочки, несколько тысяч, а в каждую вставить спичку. Когда потом я зажгу одну спичку, пойдет как бы цепная реакция к остальным, и дерево заиграет огнем!
— Нет, у меня нет дрели.
— Очень жаль, — Фокин погрустнел лицом, опустил голову и не прощаясь вышел.
По дороге к озеру Коля встретил Землинского.
— Хорошо тут, — сказал Павлик.
— Озеро стало вдруг мельчать. Буквально за день уровень эдак на метра полтора опустился.
— Да? Интересно. И кормят тут хорошо. Хлебец свежий. Я себе из столовки два кусочка домой взял. Отсыпал соли в салфетку, в другую завернул ломти хлеба, а дома у меня лежал помидорчик — я из города привез. Так что попировал!
Коля спросил:
— А что ваш товарищ… Мамалыгин… Что он тогда в столовой в блокнот записывал?
— Мамалыга как бы личный биограф Лёши Фокина.
— Но ведь, как я понимаю, Мамалыгин написал несколько книг, а Фокин ничего не написал.
Землинский с жаром возразил:
— Вы не знаете Лёшу! Лёха — это личность. Мамалыга трудится для истории. Всё, что делает Лёха, имеет огромное творческое значение. Вам кажется, что он сочинил простенькое четверостишие — а через пятьдесят лет оно будет в эпиграфах к сотням статей, рассказов и романов!
Коля подошел к берегу. Озеро уже казалось ручьем, а противоположная сторона поблескивала темным, рыжеватым илом. Плютовых не видать. Между тем у Коли чесался нос. Ноликов побаивался, что этот нос у Анны Яковлевны — никакой не "физиологический феномен", как говорили Плютовы, а заразное.
— Да, вода на самом деле отступает, — произнес за спиной Павлик, — Куда она девается?
Коля решил подождать денек и уехать — на неделю раньше срока. В лагере, минуя домик новоприбывших, из любопытства глянул в окно. Благо, занавески были отодвинуты. Внутри в полумраке на стул взгромоздился Фокин, с гордо поднятой головой. Вокруг, топая да в ладоши хлопая, вышагивал Мамалыгин. Всем было весело.
На ужин Фокин не явился. Мамалыгин понес ему пищу на подносе цвета кураги. Потом вернулся в столовку и поел свою пайку. К Ноликову, хлопая по каменному полу вьетнамками, подсел Павлик:
— Едим, молодежь?
Землинскому на вид можно дать лет тридцать, или он на старости начал самопроизвольно омолаживаться — рост организма вспять. Ноликов понял, что сейчас его снова будут испытывать на профпригодность. И впрямь, получил вопрос:
— Что-нибудь пишете?
— Обдумываю. Да, есть наброски.
Загремел посудой Мамалыгин, вставая из-за стола. И быстро — вон. Землинский сказал:
— Хочу предложить вам одно дело. Самому мне, честно и откровенно, браться за него стрёмно. Но вы обогатитесь новой темой, может быть для чего-нибудь документального. Я удовлетворю свое любопытство, а вы получите тему, какую никто раньше не поднимал. Вам уже интересно?
— Вы еще ничего толком не сказали.
— Экспедиция в туалет.
На базе отдыха было два туалета, мужской и женский — они находились по обе стороны мощеной бетонными плитами аллеи, что начиналась прямо у входных в лагерь ворот. Зеленых таких, железных, на две створки.
От мужского туалета — крытого плиткой сарайчика — пахло скверно. Слышалось журчание воды и мушиный зуд. Женский туалет, тоже сарайчик, но увитый диким виноградом, вполне мог сойти за домик смотрителя железнодорожных путей. Кроме того, он был оснащен душевой.
Вход в мужской туалет скрывался за стенкой, изогнутой буквой "Г". Двери там не было. Вечером над входом включался фонарь. Он светил желтым, мрачным глазом и к нему слетались большие ночные бабочки да комарьё.
Землинского пугали туалеты. Его отец, Юрий Павлович Землинский, написал некогда жуткую монографию про тайну общественных туалетов — он подозревал, что все они представляют сеть для скоростных перемещений загадочных существ — роллингов — похитителей носков.
Юрий Павлович часто бывал в командировках, ездил поездами и на своей шкуре испытал встречу с роллингами. Впервые это случилось по дороге в Сургут. Ночь, плацкарт, верхняя полка. На пустом полустанке, когда фонарный огонь забил в оконное стекло, разливая пыльцовую муть, Юрий Павлович в полусне увидел стоящую в проходе между полками фигуру — худую, с покатыми плечами, патлатую, в непонятной одежде. Существо медленно стягивало с ноги Юрия Павловича носок. Землинский затаил дыхание и продержался так, пока не остался босым. Существо покинуло купе. Юрий Павлович напряг слух и ждал. Стукнула задвижная дверь в туалет, и больше ничего. Дальше он не спал. На рассвете пошел по коридору к туалету. В окне проносились поля, узкие речки, мосты. Туалет оказался пуст.