В восемь, за ужином, оставив Мамалыгина глядеть в рот Фокину, Землинский подсел к Ноликову и многозначительно прокашлял.
— Всё в силе? — спросил.
— Да, — ответил Коля, вперив глаза в тарелку и ковыряя там вилкой макароны по-флотски.
— Тогда в полночь, приходите под туалет. У вас есть оружие?
— Нет. Только перочинный нож.
— Берите, он нам пригодится. Я возьму топор. Если спросят, зачем, можно будет ответить — чтобы поиграть.
— Хорошо.
Фокин в это время испускал сложный продолжительный звук, а Мамалыгин смеялся.
— Вербальные эксперименты, — пояснил Землинский.
Завечерело. Включились фонари. В сумерках серым полотном лежала дорога из бетонных плит. Появилась мошкара, над ухом тихо звенел комар, пятьсот раз в секунду разрезая воздух крыльями. Сверчок из глубокого подполья — трындеть он будет до утра. Зажглись звезды. Коля лежал в домике, на скрипучей кровати, читал книжку, ждал. Стоило шевельнуться и пружины перекатывались под его спиной.
В полночь встретились возле туалета. Землинский сказал тихо:
— Что бы ни случилось, верьте мне и не мешайте. Правда очень невероятна, но прошу дойти со мной до конца.
— Хорошо, — согласился Коля.
Они вошли в сортир, к самой дальней кабинке. Землинский отворил дверь. В нос шибануло гнилой древесиной и неповторимым. Внутри горела лампочка на проводе. Одна сторона лампочки была заляпана зеленой краской. Внизу в деревянном обрамлении зияла дыра. Павлик указал на нее топором:
— Правда, похоже на гильотину?
Не боясь запачкать брюки, он встал на колени перед дыркой и сунул туда голову. Глухо прозвучало:
— Отец, я иду к тебе!
Ударил топором несколько раз справа от себя, по доскам, затем переложил в другую руку, начал рубить слева и спереди. И так, подобно страусу, рухнул вместе с досками. Чвякнуло. Коля сунулся вперед. Снизу донеслось:
— Прыгайте!
Зажав нос двумя пальцами и зажмурившись, Ноликов спрыгнул.
Там, в невыносимой жиже и темноте, среди отвратительных червей, Землинский рассказал ему продолжение истории. Слушай, только сейчас слушай и постигай.
Дядя признался племяннику в своих исследованиях. Леденцов застрял на расшифровке своеобразного каталога видов туалетов. Землинский-старший упорядочил туалеты по способу устройства — соединенные с городской канализацией и такие, из которых надо откачивать илососом — ассенизаторской машиной с цистерной и насосом. Последний вид более всего привлекал внимание Юрия Андреевича — эти туалеты имели другое назначение, нежели те, коими пользовались роллинги для перемещений в поезда.
Юрий Андреевич выяснил, что некоторые туалеты второго типа обслуживаются илососными машинами, принадлежащими столичному хлебокомбинату номер четыре. Юрий Андреевич удивился — почему? По мере сил он вел за комбинатом наблюдение и установил, что в будние дни, обычно в среду и пятницу, в четыре утра на территорию завода пропускаются илососы. Обратно они выезжают пустыми, о чем свидетельствовало меньшее давление на шины. Землинский-старший решил определить, какие именно туалеты задействованы в этой тайне и начал составлять список, где каждый туалет был назван кодовым именем и имел координаты. Координаты по оси икс Леденцов расшифровал без труда, а вот с игреком получился облом. Игрек пришлось находить опытным путем — и эту задачу взял на себя Павлик, обязавшись посетить каждый туалет по оси икс, смещаясь по игреку!
На базу отдыха Павлик прибыл не с пустыми руками. У него был график работы илососов. Накануне очередного посещения базы такой машиной и была предпринята экспедиция в туалет.
— Мне нужен свидетель, — тяжело дыша, сказал Павлик Ноликову, — Одному мне не поверят. Мы попадем на хлебзавод и всё, всё откроем! Великий Склад носков тоже принадлежит хлебзаводу — папа написал об этом в бумагах. Утром. Утром всё случится. Будем ждать.
Вонь и тьма. Сон и явь смешались. Коле чудилось, что он шарит рукой в болоте, где стоит по самую шею, находит там телефон — с наборным диском, трубкой, всё как полагается. Звонит по случайному номеру и дожидается, пока на другом конце провода не ответит приличная тётенька в очках:
— Аллё?
— Вы продаете подержанные унитазы?
Хохочет и бросает трубку! Забава усложняется. Ноликов звонит на другой номер и спрашивает у сурового, скрипучего дяди:
— Позовите пожалуйста Мишу.
— Тут нет Миши, вы ошиблись, — вешает трубку.
Ноликов снова накручивает тот же нумер, но говорит басовито:
— Дайте Мишу!
— Нет тут никакого Миши!
Коле кажется, что несколько часов сложились в секунду, как гармошка. Опять звонит к суровому дяде и торжественно, едва сдерживая смех, возвещает:
— Здравствуйте, я Миша. Мне никто не звонил?
Золотым сиянием окрашивается сознание, играют лиры, арфы, вокруг одно голубое небо с ваткой облаков в отдалении, и Коля падает и висит на месте одновременно, и вздрагивающе звенят колокольцы. Становится мутно, темнеет.
Но рассвет. Солнце почти не попадало в яму, хотя наверху в кабинке стало светлее.