Возвышение Коли Ноликова

Спереди из-за угла вышел серьезный мужчина, по виду столичный контролер — атлетического сложения блондин, хотя не в униформе. Но выправка сразу дает о себе знать. Рогожкин соображал — прикинуться ли местным и звенеть в кармане связкой ключей? Из ящика газета торчала уж больно красноречиво.

Контролер приблизился. Не такой уж он и здоровяк — ростом даже чуть пониже Рогожкина, но в плечах, конечно, шире. Иван Иванович не знал, что делать, а контролер сам ему сказал:

— Здравствуйте.

— Ключи забыл! — выдохнул Рогожкин.

— Не так это важно, — ответил контролер и повторил, — Не так это важно.

Рогожкин собрался уходить, однако контролер удержал его за плечо:

— Подождите. Мы о вас наслышаны. Что вы патриот своей земли.

— Да какой я патриот, — отмахнулся Иван Иванович.

— Ну вот, теперь вы скромничаете, — контролер огорчился, — А ведь когда было нужно, то взяли и совершили поступок!

— Какой поступок?

— Нет порядка в стране, когда у нее много голов и каждая думает по-своему! Но если срубить все эти головы разом, тогда сможет прийти новая, самоединая сила! Вы так и решили, наверное?

— Да ничего я не решал.

— Душа скорбит? — участливо спросил контролер и даже подбородок свой приподнял.

— По рукописи скорбит, — глядя в землю, отвечал Рогожкин. И выложил всё, как было. Контролер слушал, не прерывая ни звуком. Под конец заговорил спокойно и жестко:

— Они должны были сгореть, но это промысел, а не деяние одного лица. Вам бы поскормнее быть. А так, открыв тайну один раз, вы не задумавшись и в другой, и в третий раз ее расскажете первому встречному. Мы не можем так рисковать.

Он быстро отступил на три шага, прыгнул на руки — и спиной повернулся к Рогожкину. Затем контролер прошагал на руках к Ивану Ивановичу, оттолкнулся от земли, закинул тому ноги на плечи и согнул колени, таким образом мертвой хваткой сцепившись со стариком. С протяжным завыванием из задницы контролера, прорывая штаны, высунулось толстое сверло и вгрызлось в живот Рогожкина. Вместе они упали — вспарываемый Рогожкин и контролер.

Та же улица, лежит нечто кровавое в тряпках, рядом валяется перевернутся колёсная собачка. Около почтового ящика контролер, в чужой крови, старательно запихивает газету.

3

Ноликов едва удерживал в себе сознания. Чтобы не соскользнуть куда-то. Согнувшись, он стоял в темноте, спиной прислонившись к задней части цистерны. Бормочущий чушь Землинский медленно бродил от одного конца к другому, придерживаясь за стены. Сколько прошло времени — неведомо. Один раз машина остановилась и вокруг вроде бы стояли и переговаривались дети — много детей. Павлик благоразумно замолчал. Потом машина двинулась снова — и Коля еле-еле понял, что они уже на территории хлебзавода.

Дальнейшее воспринималось Ноликовым как отрезки между помрачнениями сознания. Вот к Ноликову придавило Землинского — цистерна наклонена под немыслимым углом — ее поднял с машины пневматический поршень, и уровень жижи падает — жижа выливается из открывшегося снизу отверстия, но слишком маленького, чтобы сквозь него проскользнули люди.

Цистерна снова приняла обычное положение. Возня по железу. Задняя стенка отпадает — ее суетливо снимают и откладывают в сторону люди в серых комбинезонах, а у каждого к носу присобачен стальной клюв на завязках. Они приветствуют Землинского, как своего — видно, его ждали. Землинским им слабо улыбается, когда ему помогают под руки выбраться из цистерны. Большая спешка. Ноликову объясняют — смотри в оба, ты свидетель. Потом расскажешь миру.

Двор заводского гаража. Почему днем? Суматоха. Ноликов ничего не понимает, разве что дышать теперь полегче. Одежда на нем мокрая вся и черная. Землинский говорит про какое-то сопротивление. Коля видит два ряда деревянных ворот по обе стороны долгой асфальтированной площадки. Над всем миром торчит полосатая труба. Люди с клювами ведут Землинского и Ноликова, поддерживая их, обессиливших. Куда? Зачем?

Позади, одни ворота раскрываются, оттуда выезжает небольшой, с обтекаемыми формами илосос. Кабина — болотно-зеленая, цистерна — серая, а на ней надпись — "РАССВЕТ". Из цистерны во все стороны торчат гофрированные стальные шланги с наконечниками. Колю и Павлика уже не ведут, а волочат ногами по земле — скорее, скорее!

Илосос догоняет — шланги раскачиваются, как змеи на голове Горгоны-медузы. Протыкают людей в спины, в бока. Илосос пьет кровь и поднимает в воздух. Жертва корчится, на глазах теряет сознание, смертельно бледнеет, обвисает безвольно. Обескровленные трупы илосос разбрасывает по хоздвору.

Рядом от Коли щупальце уносит Павлика — что-то срывается, пробитый Землинский переворачивается на шланге, черкает рукой по асфальту, оказывается вверх ногами в пространстве и становится белым с пыльцевой синевой. Колю тащат дальше.

Дверь, темное помещение, тайный ход в отделении письменного стола, там где должны быть три ящика — отворяешь дверцу, а вместо ящиков — пусто, человек пролезть может.