Возвышение Коли Ноликова

— Трудно. Но надо! Нет, с такими, как Ноликов, я спокоен за молодое поколение. Что бы ни говорили, не пропадут! Никто не знал, что делать. А он говорит — становись в живую цепь!

— В живую цепь!

Пузиум выпустил из себя Ноликова. Парк на Аблакатной, скамейка под тополем. Забытая, свёрнутая трубкой шероховатая газета. И через миг на лавке лежит Коля, вытянув члены, будто спал.

Не найдя объяснения произошедшему, Ноликов решил, что временно сошел с ума. Со многими великими писателями такое бывало. Нервный срыв, творческое переутомление. Или другое. Должно быть, он пошел с Землинским в туалет, провалился туда, получил химическое отравление и в бредовом состоянии вернулся в Княжие Бары. Хлебзавод номер четыре? Туда дядя ходил что-то выяснять. Вот как всё и обстоит.

4

Мамалыгин познакомился с Фокиным еще в детстве, и против своей воли. В один из выходных матушка Мамалыгина ездила с шестилетним тогда Славиком на другой конец города к сестре. Сестра жила с мужем Василием и двумя детьми, Сережей и Сашей, ровесниками Славика. Была осень, листья золотые, небо чистое и синее — на трамвае через весь город ехать около часа, интересно ведь, а Слава заартачился, не хотел, но матушка пообещала купить ему шоколадный батончик.

С двоюродными братьями Славик вышел гулять в глубокий, похожий на квадратный колодец двор, весь зажатый домами и только одним краем примыкающий к дырявому сетчатому забору, за которым был школьный яблоневый сад. Во дворе они встретили Лёшу Фокина. Одет он был нарочито чисто, весь выглаженный до шнурков, и излучал благополучие. Причёсочка, холеные пальцы, всё такое. Саша и Сережа его знали и, видно, рассказали ему, что у Славы есть гитара. Гитару Славик нашел на мусорке — стояла, прислонённая к свежевыбеленному сараю — и просила, чтобы ее не оставляли так. Не новая, конечно, но все струны целы. Славик настраивать их не умел, однако для бренчания и даже сочинения простых песен это не требовалось.

— О, Славка, — сказал ему Фокин, отчего Мамалыгин нахмурился, ибо не любил коверканья имени, — Дай мне гитару поиграть. В следующий раз привези, ладно?

Сказал и ушел, не дождавшись ответа. А Славику это в голову запало, и всё. Привезти. Не хочется. Своя ведь гитара. Почему ее надо отдавать какому-то, совсем незнакомому мальчику?

За неделю Слава придумал, что возьмет с собой гитару и устроит концерт для тёти, дяди и братьев. Матушка отговаривала его тащить инструмент, однако сын с мрачной обреченностью твердил, что "я уже всё подготовил". Так Фокин обзавелся инструментом.

Родители Фокина, Андрей и Люда, считали себя "прогрессивными интеллигентами" — ходили на байдарках, увлекались эзотерикой, выращивали на подоконнике кедры. Жили на этаже под крышей, и с ними мать Люды, Надежда — молодящаяся и увлеченная йогой. Лёша был старший из трех братьев. Ему в то время исполнилось пять.

Супруги уходили на работу, оставляя детей на бабушку. Она закрывалась у себя в комнате и распевала мантры, а дети в это время какались и плакались. Надежда обитала в двух помещениях — комнате и кухне. Обвешала их травами целебными на просушку. Вдоль стен стояли кульки с ними же, только измельченными. Зимой, заваривали и пили всей семьей — для здоровья. Травы Надежда покупала у Кульбиничны, которая собирала их в заповедное время на лугах и болоте под Лысой горой.

Дважды в неделю Надежда вечером отправлялась на собрание кружка эзотериков в отдаленным доме культуры. Там происходило погружение в прошлые жизни и обсуждение тонких планов.

Знакомая родителей Фокина как-то в шутку назвала его "infant terrible" — Лёша это прозвище гордо подхватил и стал всячески оправдывать. Именно с того времени он и начал чудить особо много. О чем в зрелом возрасте рассказывал с умилением.

Причуды накатили девятым валом. Начал Лёша с поджога охапки бабушкиных трав, положив их в духовку. Бабушка выскочила из комнаты, учуяв дым. Потом юный Фокин задумал спускать братьев с балкона, обвязав каждого поперек пояса веревкой, сооруженной из простыней. Одного брата спустил на этаж ниже. Тут Лёшу застукала бабушка.

Папа Сережа (Лёша его так называл, и мама тоже), узнав об этом с рассказа тёщи, вдруг уподобился раку — круглые глаза и усы в стороны. А по стене за трубой газовой колонки бежал таракан. Папа Сережа вскочил из-за стола, бросился к таракану, поймал его в руку и прижал ладонь к уху Лёши, другой рукой придерживая его голову:

— Вот тебе!

С этого дня Лёша уверовал, что в голове у него живет таракан, а может быть и еще несколько забрались туда ночью, во время сна. Иногда Лёша замирал, сосредоточенно глядел вперед. Прислушивался к своим тараканам. В двадцать лет там у него в черепной коробке могла целая колония тараканов развиться, государство насекомых внутри отдельной личности. Точно этого Лёша не знал, но предполагал. Поэтому часто называл себя — мы. Никто не понимал, что за "мы".