Читаем Возвышенное. После падения. Краткая история общего чувства полностью

Выживать, быть не в этом и этих «сейчас», а в каком-то другом времени, которое относится к тому, что «после». Совокупность моментов «сейчас», их постоянное роение внутри временнóй формы «после». Нам необходимо опознать само выживание как бытие выживающего. Жить – это выживать. В таком случае ценность самой жизни будет определяться лишь условием выживания как временнóй длительностью. Вот почему следует осторожно отделить формы отношения к жизни и усмотреть еще одно дополнительное различие между выживающим и выжившим. Можно ли говорить об эстетических формах жизни, – например, одна для тех, кто живет, чтобы жить, – живущих, другая для тех, кто способен выживать, – выживающих, ну а третья для тех, кто выжил, – для выживших? Для тех, кто живет, чтобы жить, основную ценность представляет не стремление к наслаждению, а удержание уже принятого за жизнь чувства жизни. Норма, анонимность, закон, безопасность. Удовольствие от жизни не имеет шкалы интенсивности, оно есть просто некий способ жить вообще, в этом смысле оно нейтрально. Можно жить лучше или хуже, но это не меняет статуса получаемого от жизни удовольствия, хотя и вводит особую модальность: оценку качества жизни, т. е. вкус. Произнося слово «вкус», мы тут же вспоминаем, что есть вкус к чему-то, и что иметь вкус – это и есть жить, что вне вкуса нет формы жизни. Жить – это иметь вкус к жизни, и это всегда жить сейчас (не после)[207]. Вкус – сверхчувственный узел, где пересекаются многие иннервационные, организмические и миметические потоки существования, без чего сама жизнь себя бы не знала. Жить – это дистанцироваться, оценивать и судить, избегать неудовольствия, или во всяком случае управлять им, не позволяя ему разрушать чувство жизни. Живущий – это тот, кто живет со всеми, тот, кто не отличает своей жизни от другой, что рядом с ним. Живущий поглощен настоящим, этим нескончаемым «сейчас-и-здесь».

Живущий (чтобы жить, иметь вкус к жизни) избегает всего опасного, угрожающего, всего того, что ведет к сильным переживаниям; выживающий не может не переживать, хоть и с опозданием, но он пытается обезопасить себя от следствия своей борьбы за выживание; выживший – это тот, в сущности, кто не нашел наиболее адекватного ответа на вызов, который ему был брошен, он проиграл и не способен жить, не выживая.

Быть выжившим – это страдать от испытанного шока явленности невозможного – того, что не должно было случиться, но случилось. Череда человеческих потерь и катастроф придает убыстренно-обрывистый характер течению современной жизни. Время «после» (катастрофы) становится точкой отсчета для всех, кто выжил. Ведь то, о чем нам постоянно сообщают массмедиа, – увеличивающийся список жертв, – придает качеству жизни странную особенность, все, кто после, т. е. все те, кто остались живы, или пока остаются живыми, оказываются еще и выжившими, возвышенными (если использовать наш словарь).

Что делать тем, кто выжил? Жить? Но жить уже нельзя, ведь выживший не живет своей жизнью, его жизнь теперь чужая. Тогда надо признать саму жизнь следствием случайных условий выживания. После – сигнал для тех, кто выжил, что нет никаких сейчас, есть только после, которое перекрывает всякое мгновение сейчас-и-здесь, не давая ему свершиться. Эстетика выживших совсем иная, чем эстетика тех, кто всегда сейчас и никогда после. Стоит обратить внимание на этот разрыв во времени, которому принадлежит настоящее, как будто есть жизнь, которая всегда «сейчас», даже когда она «прежде» или «после», и есть та, которая всегда «после», признающая моменты «сейчас» только как следствие уже происшедшего.

Драма захвата заложников в Центре театрального искусства (Норд-Ост) на Дубровке создала ситуацию мучительного сопоставления: мы тут, они там, а ведь и мы могли быть там. Более того, мы там, а не здесь, мы – заложники (каждый может стать заложником). И все же те, кто остались хотя бы в чисто условной безопасности от происходящего, теперь тоже выжившие. Выживший – это потенциальная жертва, тот, кто готов стать жертвой, поскольку то, что не должно было случиться, все-таки случилось. И тем не менее, быть выжившим и жить/выживать – это разные вещи. Выживший не живет, в сущности, он уже мертвый. Но это только один из вариантов резкого противопоставления живущего и выжившего. Ведь любая жертва есть жертва в пользу того, кому удалось выжить[208]. Собственно быть возвышенным – это пережить то, что как будто не может быть пережито, но переживается и тем самым должно быть забыто. Конечно, интенсивность переживания разнится по глубине, силе и длительности. Вот почему тот, кто выжил, необязательно способен жить «после», он может быть и тем выжившим, который уже мертв, опустошен и парализован, являет собой полное отсутствие воли к жизни.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
Актуальность прекрасного
Актуальность прекрасного

В сборнике представлены работы крупнейшего из философов XX века — Ганса Георга Гадамера (род. в 1900 г.). Гадамер — глава одного из ведущих направлений современного философствования — герменевтики. Его труды неоднократно переиздавались и переведены на многие европейские языки. Гадамер является также всемирно признанным авторитетом в области классической филологии и эстетики. Сборник отражает как общефилософскую, так и конкретно-научную стороны творчества Гадамера, включая его статьи о живописи, театре и литературе. Практически все работы, охватывающие период с 1943 по 1977 год, публикуются на русском языке впервые. Книга открывается Вступительным словом автора, написанным специально для данного издания.Рассчитана на философов, искусствоведов, а также на всех читателей, интересующихся проблемами теории и истории культуры.

Ганс Георг Гадамер

Философия