Впереди дальняя дорога

— Воля ваша, миледи. Я подчиняюсь.

— Завтра? И без обмана?

— Клянусь! — шутливо, с жаром воскликнул я.

Вечерами по субботам все сходились в дом. Сохраняя традицию, Ленка устраивала нечто вроде праздничного ужина, и за столом мы засиживались почти до полуночи.

Я увидел, как появился Николай Иванович опять с папками и рулоном кальки. Он прошел к тете Наде, и сейчас сквозь полуоткрытую дверь доносились их голоса, то спокойные, то вдруг возбужденные. Опять они заспорили. О появлении Павлика я узнал по его громкому смеху во дворе. Он развлекал Ленку и Катю какими-то рассказами.

Я сидел в нашей общей комнате, где уже был накрыт ужин, и прислушивался к спору отца и Базовского.

— Слыхал, что говорят о выборах профорга в кузнечном цехе? Не хотел его коллектив. А сверху навязали. Нажали хорошенько, и провели. Правильно это?

— Сами там виноваты. Не хотели — боролись бы. Ведь голосование тайное,— сказал отец, наполняя хрустальные рюмки какой-то настойкой.

— А кто еще в списке? Отец только рукой махнул.

— Ладно! — продолжал наступать на него Константин Григорьевич.— Поймали завгоркомхоза на неправильном распределении квартир. Ведь это же позор! А ему сошло. Где же у вас настоящая требовательность? Я — беспартийный, но тебя, коммуниста, укорю. Не могу не укорить. Ведь к тому же ты не рядовой, а член горкома партии.

— Трудный ты, Костя, человек,— смеясь, отбивался отец.— В дом ко мне в гости приходишь, водку мою пьешь и меня же ругаешь. За гостеприимство?

— Люблю тебя, потому и ругаю. Ты не думай — беспартийные на вас, коммунистов, смотрят во все глаза. Помнить об этом надо.

Не знаю, как долго шел бы у них этот разговор, если бы с улицы не явились Ленка, Катя и Павлик. Они и тетю Надю с Николаем Ивановичем вытащили.

После ужина, как бывало почти всякий раз, Ленка присела к роялю и спела несколько романсов. Катя подошла ко мне.

— Ты не забыл?— спросила она.

— Катя!— я осуждающе покачал головой.

7

К тому раннему часу, когда мы с ней подошли к пруду, он, как и полагается в воскресный добрый день, уже чернел рыбачьими лодками.

Я отомкнул замок на цепи, которым наша лодка была прикована к мосткам, вычерпал воду, протер сырые скамейки, укрепил руль и вложил весла в уключины.

Пока я возился, Катя неподвижно стояла на берегу. Она была в черной юбке и накинутой на плечи длинной куртке стального цвета, под которой виднелась красная шерстяная кофточка. Ноги Кати были крепкими и стройными. Я опять залюбовался ею. Моему самолюбию льстило, что Катя, не жаловавшая меня особым вниманием, вдруг сменила гнев на милость. Все же, зачем ей эта тайна?

Катя прыгнула в лодку и села на скамейку лицом ко мне.

Куда же нам сплавать? Пруд со всеми его потаенными уголками знаком мне издавна. Все детство было связано с ним. Какие только игры мы тут не затевали! Совершенно независимые от взрослых, мы шалыганили здесь целыми днями, вели тайную от всех жизнь. Возле пруда и кормились. Достаточно было взять из дому кусок хлеба, пару картофелин, немного соли, а приварок давал пруд: разную рыбу, раков. Осенью нас хорошо поддерживали огороды, тогда и в картошке нужда отпадала. Умели в любую погоду быстро развести костер, построить такой шалаш, что надежно укрывал от самого сильного ливня. В те далекие дни Маша частенько бывала с нами... Как же Кате лучше показать пруд?

Я неторопливо греб и смотрел на нее. Поеживаясь от сырости, она вся сжалась в комочек. Поднимая глаза поверх очков, Катя слабо улыбалась. Мне становилось весело и хорошо от ее беззащитной улыбки.

Поплывем-ка мы с ней на Змеиный остров. Он стоит в том конце пруда, где в него впадают две чистые лесные речушки. Название острову дали мы, убив там однажды гадюку. Как знак предупреждения, мы вбили на видном месте рогатину и повесили на нее свой трофей. Эта гадюка была, наверное, единственной. Как мы ни шарили среди камней и кустов, больше змей не попалось. Однако с нашей легкой руки пугающее название за островом укрепилось. Поэтому людей там почти не бывало. А место замечательное: лес там растет хороший — сосняк вперемешку с березками, берег чистый, песчаный.

Лодка тихо скользила вдоль каменистого берега, где знакомые красновато-бурые в острых изломах скалы выступали из воды. Здесь были самые глубокие места. В детстве мы забирались на горячие от солнца камни и кидались вниз головой, соревнуясь, кто вынырнет с горсткой песка, добытого на дне.

Я все неторопливо греб, город удалялся, дымы уходили все дальше и дальше, пока вовсе не скрылись за поворотом. Теперь перед нами — только каменные берега. И горы. Спокойные и задумчивые, в шубе мохнатых лесов, они поднимались пологими склонами, крутыми вершинами, над которыми стояли ранние окрашенные розовым пламенем невидимого еще солнца неподвижные облака. Наша лодка двигалась, и панорама все время менялась, одни вершины уходили, а вместо них показывались новые и новые.

— Нравится?— спросил я Катю. Она только кивнула.

Мы причалили. Как я и надеялся, на острове никого не оказалось. Только вдали на воде маячили несколько рыбачьих лодок.