Впереди дальняя дорога

В таком вот доме и жила теперь Маша. Фасад его украшал лозунг, старательно написанный масляными красками на деревянном щите, укрепленном между балконами на высоте второго этажа: «В нашем доме нет двоечников!» На фасаде соседнего дома красовался другой броский плакат наглядной агитации: «Родители отвечают за воспитание своих детей!»

Обсмеешься!..

Во дворе мне встретился Терентий Степанович, узколицый, с оплывшими глазами, редкими сальными волосами на голове — отец Маши. Он возился с фанерными ящиками из-под каких-то продуктов, обтягивал их сеткой.

— Для кроликов лажу,— пояснил скрипучим голосом Терентий Степанович.— Хорошие, говорят, породы есть — по мясу и шкурке. Хочу испытать. Как служилось, солдат?

Спросил Терентий Степанович равнодушно.

Этой семьи я никогда не любил и в их дом приходил только ради Маши. Среди жителей нашей окраины Терентий Степанович пользовался неважной славой, хотя на заводе ходил в передовиках, его портрет неизменно красовался под стеклом в витрине почетных людей. «Кержак»,— за глаза, а порой и откровенно в глаза говорили о нем. Это прозвище достаточно точно определяло его характер.

На своем домашнем участке Терентий Степанович однажды начисто вырубил все кусты малины и освободившуюся землю занял под картошку. Я даже ахнул от жалости: хорошая была у них малина, главное, вволю, не переесть.

— Малина — баловство,— пояснил мне тогда строго Терентий Степанович.— Возни с ней много, а выгоды — пух. Всю ее ребята обирают. Иное дело — картошка. Валюта! Верное слово. Коровы держать не надо, за картошку молоко носят. Дрова нужны? Пожалуйста! Я тебе картошки — ты мне дрова. А весна придет? Всем семена для посадки нужны, все продать просят. Весь день в ворота стучат.

Такой житейской практики держались в этом доме.

— Отлично,— ответил я на вопрос Терентия Степановича.— А как вы поживаете?

Он посмотрел на меня внимательно и досадливо крякнул.

— Живем... Кряхтим. Вот это будет поточнее,— и почесал круглый морщинистый, как старая картофелина, маленький подбородок.

Другого ответа я от него и не ожидал. Мы оба равнодушно помолчали.

Терентий Степанович отложил в сторону столярные инструменты и присел на скамейку, не очень приветливо поглядывая на меня.

— Закурить, солдат, найдется? Закурить, конечно, нашлось.

— Да, кряхтим,— задумчиво произнес Терентий Степанович, с такой свирепой жадностью втягивая в себя табачный дым, что сизые его щеки, казалось, прилипали к зубам. И начал нудно жаловаться, кто и как придирается к нему в цехе, какой скверной и развращенной растет молодежь, сколько вокруг всяческих несправедливостей, недостатков, непорядков.

— Это чья машина? — спросил я просто так, чтобы отвлечь Терентия Степановича, и показал на железный гараж с открытыми воротами, в глубине которого посверкивал никелированным бампером «Москвич» последней марки.

— Тоже горе,— отмахнулся Терентий Степанович.— Смотреть не хочется. Жалею, что связался. Каждый год налоги платишь — за машину, за строение, за землю, за технический осмотр. Резина горит, никаких гарантийных сроков не выдерживает. Запасные части тоже надо покупать. Они все дорожают. Первый «Москвич», ты, верно, и не помнишь, девять тысяч старыми стоил. А теперь его по цене «Волги» продают. А свою захочешь продать — только по казенной цене со скидкой за износ. А почему? Никакой уверенности в жизни.

«Верно ведь — кержак»,— подумал я. Устав слушать его жалобы, спросил, дома ли Маша.

— Кто? — Он вдруг скрипуче засмеялся.— Эва, вспомнил, Маша!

Нету Маши. Перекрестилась... Маирой стала.— Он подумал, морща лоб, словно соображая, где может быть дочь.— Маира! Отпуск у нее. В дом отдыха укатила. Недельки через две вернется. Совсем, солдат, от дома девка отбилась. Мы ее и не видим. Все дела у нее какие-то важные. А какие-такие дела могут быть каждый день до часу-двух ночи? Парни у нее на уме. Вот ее важные дела.

Я не стал больше расспрашивать его о Маше.

Придется дождаться ее возвращения из дома отдыха.

— Да, недели через две вернется,— повторил, словно для убедительности Терентий Степанович, затоптал ногой окурок, поднялся и, уж не обращая на меня никакого внимания, опять занялся клетками для кроликов.

3

Большая автобусная база оказалась подходящей. За машинами тут ухаживали по-армейски, строго. Механики принимали их после рейса, составляли дефектные ведомости; они же проверяли техническую готовность автобусов к выходу. Перед рейсом и по возвращении на автобазу можно было принять душ или ванну, отлично пообедать, при желании отдохнуть в спальном помещении.

Я понаблюдал, как машины выходят на линии. Несколько человек обязательно проводят товарища в далекую дорогу. Сторож, закрывая ворота, помашет рукой. Водители все оказались молодыми, в большинстве, однако, с шоферским опытом, любящими загородную службу, дальние путевые просторы.

Три пробных рейса вместе с пожилым наставником прошли благополучно, и меня зачислили в штат водителей автобусов дальнего следования.

Домашние единодушно не одобрили мой шаг.