Впереди веков. Рафаэль

Как только он подрастёт, он проберётся в эту синеющую даль, к этим скалам, нарисует их, запомнит краски этих голых диких скал… А теперь надо спать… Вон как на птичнике раскудахтались куры… Спать, спать…

Мальчик бросается в резную детскую кроватку, которая уже становится ему коротка, и сразу крепко засыпает, без снов и видений…

Маджа приходит в детскую и видит, что окно открыто и солнечный луч скользит по лицу сына, но он спит крепко. Не надо будить мальчика: вчера он волновался на празднике, пусть спит. Она только закроет сквозные створки ставен, чтобы свет не слепил глаза…

2 Удар грома среди ясного неба

Был погожий солнечный день, когда восьмилетний Рафаэль отправился с отцом в церковь Сан-Франческо, где Джованни Санти писал фрески. С сосредоточенным, даже важным видом, особенно удивительным на его лице красивой девочки, он нёс за отцом кисти и горшочки для краски.

Прежде это делали старшие ученики, растиравшие краски. Они носили за учителем все принадлежности его мастерства, но с некоторых пор Рафаэль удостоился чести быть помощником отца, и ему необычайно нравилась эта роль, как нравился сумрак церкви, нравился её несколько спёртый воздух, пропитанный запахом воска и ладана, мигающие огоньки лампад, слабо освещающие лики старых икон, статую святого Франциска Ассизского; медленная и в то же время скользящая походка причетников в коричневых монашеских рясах. Всё это заставляло проникаться уважением к делу отца. Это будет и его дорога. Теперь уже не придётся мальчикам постарше, из мастерской отца, чваниться перед ним и, показывая свои руки, перепачканные краской, дразнить его: «Эй, малыш, посмотри, как я поработал!»

У него самого иной раз остаются на пальцах пятна краски, не отмытые нарочно, несмотря на всю любовь к аккуратности, чтобы доказать участие в работах отца.

Дверь церкви открыта. Ага, мессер Лука Синьорелли, приехавший на побывку в Урбино, уже здесь. Он хочет посмотреть фреску Джованни Санти – заказ францисканского монастыря. И Рафаэль весело приветствует друга отца, знаменитого художника, когда-то жившего и работавшего в Урбино.

– Добрый день, друг Джованни! Я пришёл посмотреть, что вы здесь натворили. – И мессер Лука влезает за другом на помост.

Рафаэль остаётся в раздумье у лесов, где работает Джованни. Он передаёт отцу кисти и, стоя внизу, поднявшись только на несколько перекладин лесенки, говорит серьёзно:

– А ведь ты, батюшка, вчера, когда отослал меня раньше домой, изменил у Мадонны тон, сделал его темнее. Так гораздо лучше, и я думаю, что это понравится и мессеру.

Серьёзность суждения мальчика, голос которого громко раздался в пустой церкви, заставила обоих художников улыбнуться. Синьорелли отозвался весело уже из другого угла церкви:

– Ну а что ты сделаешь здесь, Рафаэлло, когда на вершок вырастешь?

– Всё, что понадобится, и всё, что придумаю, маэстро, – бойко отвечал мальчик. Он очень любил мессера Луку.

Синьорелли расхохотался:

– Браво, Рафаэлло! Коротко и ясно. Суждение философа и мастера!

Рафаэль серьёзно отвечал:

– Я бы хотел быть и философом, и мастером. Я бы написал тогда много хороших картин…

Так втроём они болтали.

Джованни водил друга по церкви, показывая всё, что было в ней нового, сделанного им и его учениками, ставшими уже на ноги.

– Ну, нынче мы не будем работать, мальчик, убери кисти и краски.

Рафаэль послушно начал расставлять в определённом порядке горшочки с тёртой краской и известковым молоком для их разведения и убирать всё в огромную корзину.

Время шло незаметно. Пора было уходить. Синьорелли увидел, что Рафаэль возится с листом бумаги, усердно рисуя на нём что-то углём, и закричал:

– Я всё думал, Джованни, что это наш приятель Рафаэлло притих, а он, оказывается, занят делом. Посмотри, ведь это он изображает тебя, а вот там приготовлена бумага, наверно, для меня.

Уходили из церкви, весело смеясь. Рафаэль нёс свои рисунки бережно, чтобы не размазать наброски углём.

* * *

Высоко поднявшееся солнце зажигало огнями стёкла узких церковных окон.

– Жарко, – сказал Синьорелли, – а мне ещё придётся покорпеть над книгами не один час! Кое-что надо прочесть… Я ведь скоро уеду, а здесь, в замке, великолепная библиотека. Сколько собрано здесь греческих и латинских рукописей!.. И кто только не приезжает в Урбино, к Гвидобальдо, каких поэтов, учёных и художников здесь не встретишь!..

Художник рассказывал о встречах и беседах со знаменитостями того времени и о своей работе, которую страстно любил. Он был известен не только как живописец, но его хорошо знали и как учёного, много лет работавшего над трудом по геометрии и перспективе.

Вспоминали дорогой и прожитое. Синьорелли сказал:

– Всякий раз, как я вижу тебя, друг, я радуюсь твоему счастью. Иметь такую жену и такого славного мальчика! А помнишь, давно ли было то время, когда ты скитался, потеряв родных, дом, не зная, где жить и за что приняться. Видно, ничего нет вечного, и несчастье так же переменчиво, как и счастье.