ВПЗР: Великие писатели Земли Русской

– Смотри что получается: фактически ты сеешь разумное доброе вечное! И работаешь, грубо говоря, по специальности. Учителем литературы.

– Да. Я перекладываю деньги, заработанные в одном месте – в другое.

– Вот как Лев Толстой учил крестьянских детей, так и ты их учишь. Только у тебя аудитория больше.

– Не думаю, что у меня тиражи больше, чем у издательства «Посредник», которое издавало учебные пособия Толстого. Таки у него были тиражи больше моих…

– Но в целом дело Льва Толстого…

– В надежных руках. До встречи в Ясной Поляне! Что еще тебя роднит с классиком, так это то, что Лев Толстой очень любил детей.

– И я люблю! Только у него было больше детей, и все от одной жены. У меня четверо, от двух жен, но росли совместно.

– С Толстым не все так просто. Особенно если учесть крестьянских детей, которые по отцу были графья, а по Галахе крестьяне. Отчего так много детей у тебя? Вера?

– Никой идеологии, просто так вышло. Я люблю детей, дети любят меня.

– По документам ты – реально многодетный отец. У тебя бесплатный проезд на общественном транспорте. Вот ты почему на метро ездишь!

– Как – бесплатный? Да ты что? Не знал. Пойду наведу справки! Я езжу только на метро, это для меня актуально…

– И такой серьезный вопрос к тебе. Хочешь же ты написать великую книгу? Чтоб девушки рыдали над ней? Или чтоб рухнул политический режим? Или коммерческий успех чтоб был? Или чтобы сказали: это роман века! Что это должно быть – сборник поэм? Или «Я обвиняю?» Или «Не могу молчать»? Видишь ты контуры этой книги? Угадываешь ее жанр? Или это будет не текст, а деяние – в том смысле, что уход Толстого из Ясной Поляне прозвучал громче его книг? Может, ты тоже уйдешь? В скит? В новый раскол, лидером которого станешь?

– Нужное подчеркнуть?

– Само собой. Видишь ты свою писательскую перспективу? Или твоя позиция такая: «Вали кулем, потом разберем»?

– Вали кулем.

– Я тебе дал прекрасные варианты, а ты выбрал самый скучный. Отвечай серьезно!

– Ну кем нужно быть, чтоб говорить: «Я напишу великую книгу». Для этого надо быть несчастным человеком, у которого мозги набекрень. Лев Толстой – и тот не писал великую книгу, а писал такую, какую мог написать, вывернув себя в нее наизнанку. Он писал по двенадцать вариантов текста потому, что у него был маниакальный синдром. Тебе дан шанс, ты можешь прожить десятки жизней, – что может быть привлекательней? И только потом, когда написана последняя глава, человек начинает чесать репу и думать, как бы это получше продать. А если человек планирует сделать сразу великую книгу – то кончается это Михалковым, «Великое кино про великую войну». Разве пришло бы в голову Льву Толстому сказать про «Войну и мир» – «Великая книга о великой войне»?

– Ну а хоть подумать такое мог Толстой?

– И подумать не мог. Он думал – как бы так написать, чтоб классно было? Вот человек влюблен, и он же не думает – будет у него брак или нет, сколько детей из этого брака получится, выпадут у него в старости зубы или нет. Но его трясет от радости в снопе света – и больше ничего нет. А закончили это – дальше начинаются дела.

– Пушкин писал – «только что закончил великую поэму цыганы, даже не успел еще вытереть взопревшие яйца».

– Или «Ай да Пушкин, ай да сукин сын», и плясать вприсядку – но потом, когда закончил! «Вошел школьник с “Архангельским” под мышкой», – такое могут написать. Про мой учебник. Когда-нибудь. А то, что публицистика моя не будет великой? – в этом абсолютно уверен.

– А учебник может быть великим?

– Может.

– Как «Математика» Магницкого.

– Да. «Грамматика» Смотрицкого. «Грамматика» Греча. Или Коккинаки, «Физика».

– Или Бонк.

– Да. Это – слава! А ТВ что – оно уйдет. Это искусство одноразового использования.

– Как презерватив. Ну что ты замолчал? Не огорчайся: презерватив – вещь очень полезная. Она нужна стране, народу – и плебеям, и интеллектуалам.

Никита Михадков: беда…

– А что происходит с Никитой Михалковым? Он же главный бренд русской культуры – и вдруг… Как-то он сдувается и не понимает, что происходит. Он даже призы сам себе вручал. Это меня огорчило. А так – кино себе и кино, после разгромных рецензий я ожидал худшего.

– Никита – это моя головная боль. Он был задуман как великий режиссер. И большой артист.

– Но он исчерпал себя.

– Он не просто исчерпал – он затоптал себя. Он такой грандиозный, что самого себя затаптывать ему непросто – на это потребовалось много лет. Он подавал самые большие надежды в новой русской культуре. Он мог перерасти из советского режиссера в режиссера российского, у него были для этого все возможности. И стать мировым – он мог! А дальше оказалось, что вокруг одни слабаки и бороться не с кем. Конкурировать же с самим собой он не смог. И потом, он мелочно мстителен и злопамятен. Художнику в таком случае конец. Он не может быть завистливым и мстительным, если он большой художник! Он великий человек, который разменял себя на мелочовку.

Албания