Катастрофа в Борках еще долго напоминала о себе и другим членам семьи Александра III. К середине января 1889 г. не прошел ушиб руки у императрицы. Особенно родителей заботило состояние 6-летней великой княжны Ольги, «которая испытывала после катастрофы непреодолимый страх ко всякого рода езде».[738]
Спустя четыре года В. Н. Ламздорф записал в дневнике в январе 1892 г.: «В городе уже говорят, что известного массажиста[739] выписали вовсе не для императрицы, а для молодых княжон, т. к. Ксения Александровна имеет нарост на боку, а Ольга Александровна несколько кривобока, после того как она упала в Борках».[740]Оказывали ли хирургические вмешательства влияние на большую политику
Одним из таких хирургических эпизодов, оказавших опосредованное влияние на большую политику, стало тяжелое ранение Г. Е. Распутина 29 июня 1914 г. в селе Покровском. Дело в том, что тогда европейские страны, включая Россию, активно вели подготовку к началу «Большой войны». При этом Г. Е. Распутин неоднократно предостерегал Николая II от втягивания в эту войну, но, получив тяжелое ранение, он не смог приехать в Петербург и хоть как-то повлиять на развитие ситуации.
Обстоятельства ранения были следующие: вечером, когда Распутин вышел из дома, неизвестная женщина ударила его ножом в живот. К пострадавшему немедленно вызвали из Тюмени врача, который приехал только «за полночь, совершенно загнав лошадей».[741]
Г. Е. Распутин был немедленно прооперирован.[742]После того как в Царском Селе стало известно о ранении Г. Е. Распутина, императрица Александра Федоровна немедленно приняла меры. Уже на следующий день, 30 июня 1914 г., Николай II передал министру внутренних дел Н. А. Маклакову записку: «В Покровском совершено позорное покушение на жизнь нашего друга Григория Ефимовича. Императрица и я в полном негодовании. Возлагаю на Вас принятие всех мер для предотвращения повторения подобных гнусных злодеяний. Николай».[743]
В этот же день, 30 июня 1914 г., императрица Александра Федоровна отправляет в с. Покровское родственникам Распутина телеграмму: «Глубоко возмущены. Скорбим с Вами. Молимся всем сердцем. Александра». Через два дня, 2 июля, следующая телеграмма: «Мысли, молитвы окружают. Скорбим неописуемо, надеемся на милосердие Божие. Александра».[744]
Информация о состоянии Г. Е. Распутина поступала к императрице по различным каналам. Характерной чертой всех этих бумаг было то, что в основном они были адресованы людям, входившим в ее ближайшее окружение, но, конечно, вся информация немедленно докладывалась императрице. Например, 2 июля 1914 г. в 8.30 вечера на имя лейб-медика Е. С. Боткина поступила телеграмма от министра Императорского двора В. Б. Фредерикса: «Доктор Исаченко выехал из Петербурга десять дней тому назад. Вернется в сентябре. Поэтому обратился к Вредену, живущему в Петергофе. Дал ему инструкцию. Он выедет первым поездом прямого сообщения и будет мне сообщать сведения. Граф Фредерикс».[745]
4 июля 1914 г. хирург Р. Р. Вреден выехал из Петербурга в Тобольск. Об этом через Е. С. Боткина немедленно сообщил императрице на яхту «Штандарт» начальник Канцелярии Министерства Императорского двора А. А. Мосолов: «Роман Романович выехал вчерашним экспрессом, прибывающим в понедельник. Если бы выехал в четверг приехал бы днем позже».
6 июля в «Сибирском листке» напечатали, что «раненый в с. Покровском Распутин привезен в Тюмень, в городскую больницу. Рана его не представляет большой опасности».[746]
Через несколько дней императрица получила наконец объективную медицинскую информацию о ранении Г. Е. Распутина из телеграммы, отправленной на имя лейб-медика Р. Р. Вредена: «Состояние удовлетворительное. Думаю, совершается медленное кровоизлияние, раскрыл полость. Тампонирую. Владимиров». На телеграмме имеется пометка: «доложена в тот же день императрице Александре Федоровне».[747]