Врачи двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью. Повседневная жизнь Российского императорского двора

Из всего этого сонма полуправды, написанного талантливой рукой Екатерины II, прожившей бок о бок с супругом 17 лет, пожалуй, можно верить только ее словам об инфантилизме и склонности к вину Петра III. Что касается инфантилизма императора, то об этом свидетельствует его совершенно безвольное поведение в день переворота 28 июня 1762 г. Склонность к алкоголю у Петра, как упоминает Екатерина II, прослеживается с 10-летнего возраста. Встретившись в 1739 г. 10-летней девочкой с будущим супругом, она внимательно выслушивала сплетни о молодом герцоге, что «приближенные с трудом препятствовали ему напиваться за столом, что он был упрям и вспыльчив, что он не любил окружающих, и особенно Брюммера,[1720] что, впрочем, он выказывал живость, но был слабого и хилого сложения». А пожив с мужем, она видела в ящиках комода множество «бутылок вина и крепких настоек; они служили погребом Его Императорскому Высочеству». Тут удивительно, что наследник держал, что называется, «под рукой» значительный запас крепких напитков и Екатерина II «видела очень часто и почти ежедневно великого князя пьяным».

Имелись и другие свидетельства пагубного пристрастия Петра III. А. Т. Болотов, будучи адъютантом высокопоставленного лица, регулярно в апреле—июне 1762 г. бывал в Зимнем дворце. Он с горечью вспоминал: «…редко стали уже мы заставать государя трезвым и в полном уме и разуме, а всего чаще уже до обеда несколько бутылок английского пива, до которого был он превеликий охотник, уже опорознившим, то сие и бывало причиною, что он говаривал такой вздор и такие нескладицы, что при слушании оных обливалось даже сердце кровию от стыда пред иностранными министрами, видящими и слышащими то, и бессомненно смеющимися внутренно. Истинно бывало, вся душа так поражается всем тем, что бежал бы неоглядкою от зрелища такового! – так больно было все-то видеть и слышать.

Не успеют, бывало сесть за стол, как и загремят рюмки и бокалы и столь прилежно, что, вставши из-за стола, сделаются иногда все как маленькие ребяточки, и начнут шуметь, кричать, хохотать, говорить нескладицы и несообразности сущие. А однажды, как теперь вижу, дошло до того, что вышедши с балкона прямо в сад, ну играть все тут на усыпанной песком площадке, как играют маленькие ребятки. Ну, все прыгать на одной ножке, а другие согнутым коленом толкать своих товарищей под задницы и кричать: „Ну! ну! братцы кто удалее, кто сшибет с ног кого первый!“, и так далее. А по сему судите, каково же нам было тогда смотреть на зрелище сие из окон и видеть сим образом всех первейших в государстве людей, украшенных орденами и звездами, вдруг спрыгивающих, толкущихся и друг друга наземь валяющих? Хохот, крик, шум, биение в ладоши раздавались только всюду, а бокалы только что гремели. Они должны были служить наказанием тому, кто не мог удержаться на ногах и упадал на землю. Однако все сие было еще ничто против тех разнообразных сцен, какие бывали после того и когда дохаживало до того, что продукты бахусовы оглумляли всех пирующих даже до такой степени, что у иного наконец и сил не было выйти и сесть в линию, а гренадеры выносили уже туда на руках своих».[1721]

Если к рассказам Екатерины II можно отнестись с сомнением, то воспоминания Болотова, безусловно, более достоверны. При этом, при всех его странностях, Петр III, конечно, безумцем не был. А вот один из убийц Петра III граф Г. Г. Орлов в начале 1780-х гг. заболел психическим заболеванием, которое можно классифицировать как шизофрению.[1722]

Профессор Н. П. Ванчакова считает, что в анализе воспоминаний современников следует выделить перекрёстно повторяющиеся указания на алкоголь-зависимое поведение Петра III. Алкогольная аддикция выражается не только во все повышающейся переносимости алкоголя (ростом толерантности к алкоголю), но и в изменениях личности, которые в большей степени затрагивают волю и эмоции. Именно эти свойства Пётр III проявлял в последние годы жизни. Указаний на то, что Пётр III имел эпизоды острых алкогольных психозов нет.

Обращаясь к нелегкой судьбе Павла I, следует отметить, что миф о «сумасшествии» императора начал формироваться еще при его жизни в виде так называемых «павловских анекдотов».[1723] Над таким образом убитого императора много потрудились его враги, фактически создав прецедент черного пиара.