Врачи-убийцы. Бесчеловечные эксперименты над людьми в лагерях смерти

В тот день десять из нас отвезли в больницу, где сделали укол. Их оставили там, и через несколько дней одному из нас удалось подойти достаточно близко, чтобы узнать, что наши товарищи лежат в постели с загипсованными ногами. 14 августа меня самого вместе с восемью товарищами вызвали в госпиталь, уложили в постель и заперли, сделав укол. Затем отвели в операционную, где доктор Шидлауски и доктор Розенталь сделали вторую внутривенную инъекцию. Я увидел доктора Фишера, который был в перчатках, и потерял сознание. Когда очнулся, то увидел, что моя нога до колена загипсована, и я испытывал сильную боль. Температура была очень высокой, из ноги сочилась жидкость.

На следующий день меня отвезли в операционную. Мне накрыли глаза одеялом, и я почувствовал очень сильную боль, будто что-то вырезали из ноги. Через три дня меня снова отвезли в операционную, снова поменяли повязку. Потом перевязку делали лагерные врачи. Через две недели я впервые увидел свою ногу: разрез был настолько глубоким, что была видна кость. В это время нас осматривал врач из Хохенлихена, доктор Гебхардт.

8 сентября меня снова отправили в операционную, но я не мог ходить, из ноги шел гной, и меня снова отвезли в госпиталь. Снова положили в кровать, а на следующий день сделали вторую операцию. У меня были те же симптомы – отек и гной. После возвращения в госпиталь я как-то пожаловался товарищам по поводу плохих условий проведения операций, и, видимо, чтобы наказать меня, доктор Оберхойзер заставила меня одного идти в операционную, прыгая на одной ноге.

Столбняк, газовая гангрена, септицемия и кровотечение в конце концов брали над жертвами вверх… а с теми, кому удавалось спастись, расправлялись с помощью расстрельной бригады или эвтаназии. Те, кому повезло не быть избранными, кого пощадила Герта Оберхойзер, поменяли боль на горечь сожаления.

Медсестра выбирала не только жертв, но и любимчиков. Не всем удавалось угодить этой маленькой женщине с суровым лицом.

Неясно, по каким критериям она выбирала подопечных. Несколько привилегированных заключенных получали лечение. Для остальных, большинства, тех, кто не угодил, – режим пощечин, ударов, унижений и полное отсутствие медицинского сострадания.

При росте 168 см, желая доминировать еще больше, она часто вставала на стол в лазарете и заставляла заключенных выстраиваться перед собой.

Даже беглый осмотр любого врача выявил бы признаки пригодности или непригодности к работе: лицо, цвет кожи, глаза, дыхание, худоба.

Фройляйн Оберхойзер, напротив, была одержима ногами. Она приподнимала рубахи носком ботинка. Иногда заставляла заключенных выстраиваться в одну шеренгу и маршировать мимо, задрав рубахи выше пояса. Один из узников лагеря сказал на Нюрнбергском процессе: «Она не была плохой». Какой же тогда она была? Я считаю, не обязательно быть мужчиной, чтобы быть скотиной, и именно такой скотиной была Герта Оберхойзер: скотиной, жаждущей сделать все так же хорошо, как и чудовища, которые были руководителями, используя все имеющиеся в ее распоряжении средства.

Герта не довольствовалась ролью в операционной: она «добивала» тех, кто страдал, вернее, занимал койки.

Наша добрая душа, хорошая женщина, имела наглость утверждать в суде, что если и подвергала умирающих эвтаназии, то только чтобы облегчить их страдания. Терминальный сифилис, рак брюшной полости… Она не могла «вынести» страданий несчастных заключенных.