Врачи: Восхитительные и трагичные истории о том, как низменные страсти, меркантильные помыслы и абсурдные решения великих светил медицины помогли выж

По счастливому совпадению, именно в то время, когда наступил самый славный период в истории школы, произошла встреча трех гениальных дальновидных молодых людей. Первым и самым выдающимся был Карл фон Рокитанский, профессор патологической анатомии, который утверждал, что клинические симптомы – это внешние проявления патологических изменений в органах и тканях. Хотя доктрина Морганьи появилась раньше, чем Рокитанский начал обучение в Парижской школе, по-прежнему считавшаяся новой концепция еще не получила всеобщего признания, когда он получил свою должность в 1844 году. По его мнению, патологоанатом должен не только выявлять нарушения органов, но и рассматривать их как одну из фаз эволюции, одного мгновения в продолжительном динамическом процессе развития заболевания. Вдохновленный работами французских ученых и исследованиями Джона Хантера в области физиологии, он стремился описать процесс развития болезни до того момента, когда лечащий врач встречается с ней на приеме в клинике или у стола для вскрытия. Было уже недостаточно просто по типу крика определить страдающий орган; требовалось по его состоянию воссоздать картину до начала заболевания, чтобы можно было реконструировать и понять весь процесс.

Рокитанский хотел узнать не только ход развития анатомических изменений, но и сопровождающие их нарушения функций. Для подобного рода детального изучения процесса развития заболеваний необходимо было, чтобы наблюдатель был специалистом в такой работе. Рокитанский сделал исследование патологии самостоятельной областью медицины. В Вене врач-клиницист сам не проводил посмертных вскрытий, он заходил в кабинет для аутопсии, и патологоанатом показывал ему то, что обнаружил при вскрытии. Так же поступают современные клиницисты. Институт патологии Венского университета был похож на концертный зал медицины, в котором артисты одного направления играли, если так можно сказать, «о́рганный» концерт для исполнителей другого. Рокитанский давал примерно тысячу восемьсот таких выступлений ежегодно, около тридцати тысяч – за всю жизнь. Тела всех умерших пациентов центральной венской больницы на две тысячи коек доставляли в его отделение. За все время своей профессиональной деятельности он разработал стройную систему классификации болезней; Рудольф Вирхов называл Рокитанского «Линнеем патологической анатомии». Он был на переднем крае исторического процесса, в результате которого лидирующая роль западной медицины перешла к немецкоязычным школам и больницам Центральной Европы и оставалась за ними вплоть до середины следующего века.

Патологоанатом Эдвин Клебс, сделавший огромный вклад в развитие теории бактериальной этиологии заболеваний (и, кстати, отец одного из основателей моей библиотеки), писал, что Рокитанский «научил нас мыслить у постели больного анатомическими категориями и составлять единую клиническую картину из отдельных элементов патологического процесса у стола для аутопсии». Именно от этого великолепного специалиста Игнац Земмельвейс почерпнул искусство пристального наблюдения, научился отличать существенные детали от тривиальных и тому, как из совокупности данных своих наблюдений сформулировать окончательный диагноз, в котором клинические симптомы коррелировали бы с патологическими.

Вторым членом триумвирата был Йозеф Шкода, ведущий врач Венской медицинской школы. Он известен исследованиями перкуссии и аускультации, в которых, как и Рокитанский, он сопоставлял клинические проявления болезней с патологическими изменениями внутренних органов, вызвавших их. Его подход несколько отличался от методов Лаэннека и его последователей, поскольку он концентрировался не столько на физических свойствах прослушиваемых структур, сколько на их биологических характеристиках. Это делало его систему менее подверженной обобщениям, в отличие от французской, вследствие чего она стала более популярной среди новичков. Рокитанский был добрым, щедрым человеком, в то время как Шкода был холодным, резким и мало озабоченным личными дружескими отношениями с коллегами. Все, что его интересовало, было связано с клинической наукой, суть которой для Йозефа Шкоды состояла, прежде всего, в диагностике, а не в терапии. Он считал, что абсолютно неважно, какое из малоэффективных лечебных средств того времени будет выбрано для использования в том или иной случае, охарактеризовав их в присущей ему резкой манере, как das ist ja alles eins (суть одно и то же), – они и в самом деле были все одинаковы. Он был сторонником профилактики, полагая, что надлежащий подход к заболеванию должен остановить его развитие прежде, чем оно начнет свое разрушительное воздействие. С этой целью он настойчиво изучал такие эпидемические заболевания, как брюшной тиф и холера. Он был одним из тех врачей, кто увлекался теориями, подобными той, что предложил Земмельвейс.