Враг мой: Сокол для Феникса. Часть 1

— Ты не серчай на княже, — Гаврилко рядом остановился и тоже во мрак уставился. — Он мужик дельный, — без особого желания успокоить, при этом явно оказывая поддержку. — Пусть на слово неласковый, и к вам с Богданом цепляется больше, чем к другим, дык ведь не баба, чтобы нежности нашептывать. Слыхал я мудрость такую: «Кого сильнее любим, того сильнее бьем»… Ну или типа того, — качнул головой Гаврилко. — А стало быть, к вам с Богданом у него другое отношение, нежели к другим…

— Мне без разницы, — безлико отозвался Твердомир. Не лукавил, не искал он внимания отцовского. Давно уже, хотя было время, ой, как хотелось похвалу Радомира получить, лишний раз на глаза попасться. Можа смягчится отец… Можа вспомнит, что Тверд его сын. А теперь — все равно. Дороже благое слово от наставника услыхать.

— В том-то и дело, — с легкой грустью повел плечом Гаврилко, — что есть разница. Имеем — не ценим, а потеряв — плачем. Потому и говорю, не горячись ты обидами. Видеть отца, иметь возможность с ним поговорить, поспорить, разругаться, помириться — эт одно. А вот ежели б не знал ты его, или вдруг потерял — понял, что пустоту нельзя ничем заполнить.

— Не знаю… не терял, — сухо обронил Тверд, тотчас реагируя на близкий лай собаки, сменившийся жалобным скулением. Где-то завыла еще одна, ей вторила другая, третья… и дружный хор, пронизывающий душу, взмыл над хороминами и княжеским теремом. Ужас сковал по рукам и ногам, вонзился в разум, заставил сердца биться быстрее — до того жутко было слышать заунывный вой псов.

— Недобро дело, — рядом напрягся Гаврилко, цепко всматриваясь во мрак проулков. Тверд под стать младшему дружинному тоже до рези в глазах уставился в темноту. От усердия даже перевесился через край, пока не заметил тень, мелькнувшую вдоль главного дома. За торец…

— Княже! Княже в опасности!!! — не хуже собак завопил Твердомир. — Богдан! — душа в пятки екнула. От страха, что с наставником дело плохо, совсем дурно стало.

Вниз сбегал в тумане и только слышал, что Гаврилко в тот момент уже в колокол бил, извещая об опасности.

Мчался Твердомир к отцовскому дому, сломя голову. Отблески костров разрывали мрак ночи, но младшего княжича это не смущало.

По ступеням влетел на первый ярус и, минуя его, на втором оказался. Пустота на лестнице, безлюдье на пути в непокоевы хоромы…

И уже у дверей гридни притормозил озадачено — охрана на месте. Войло и Рудник. Морды чуть красные, но воины устойчиво на ногах стояли. Завидя младшего княжича, Рудник кивнул:

— Какой идиот там в колокол бил?

— Недруги в тереме! — запыхаясь, выдохнул Тверд. Охрана тотчас переглянулась, хмеля ни в одном глазу. Торопливо распахнули створки тяжелых дверей… и застыли на пороге зала, где гости продолжали веселье.

— Княжич, ты чего напутал? — недобро зыркнул Войло через плечо.

— Нет, — ощерился Тверд. — Псы завыли, а я тень видал…

Воины переглянулись и досадливо головами помотали.

— Шел бы ты спать, — Рудник не скрывал разочарования.

— Утро вечера, — поумничал Войло.

— А княже где? — заметил, что нет отца, Твердомир.

Охрана криво заулыбалась:

— Знамо где, — в синих глазах Рудника лихие воды заплескались, — он ведь теперь с молодой женой.

— Гы-гы-гы, — коротко похохотал Войло, — права свои вколачивает.

И оба смехом похабным залились.

Тверд мотнул головой, что с дурней взять, и бросился прочь. Но не вниз, да к себе, а перемахивая ступени, выше на ярус — в княжьи хоромы. Выискивал глазами врагов, но тишина пугала больше, чем наткнись на отряд заговорщиков и предателей.

А когда очутился в коридоре перед покоями Радомира, ужас вновь сдавил сердце. Широкие двери приоткрыты, их перегораживали тела посеченной охраны в размашистых лужах крови.

Лязг оружия, брань и хрипы, точно по струнам нервов били. Твердомир подхватил первый попавшийся меч и, не помня себя, ворвался в княжьи покои, да на миг обомлел.

На огромной постели, забившись в угол, рыдала Мирослава в одной белоснежной рубахе, усеянной красными пятнами.

Глазищи от ужаса вытаращила, ладошками рот заткнула.

Богдан чуть поодаль. Весь в крови… с головы до ног… а за ним… на полу Радомир корчился от боли, но упрямо не позволял себе завалиться полностью. Упирался кулаком в пол, лицо бледное, рот плотно сжат, но кровь уже хлынула и по подбородку змеилась. Грудь в месиво разрезана, он из последних сил раны рукой перекрывал, на колене одном выстаивал… а глаза все отрешеннее с каждой секундой становились. Чистые, голубые… скользили бездумно, пока на Тверде не тормознули… Уголок губ князя дернулся вверх, и в следующий миг Радомир рухнул безжизненно на пол.

Богдан склонился над князем, потеребив за плечо. К ним дюжина воинов подступала и мечами посечь наставника пыталась. Он даже безоружный умудрился нескольких положить — бездыханные тела с неестественно вывернутыми головами и конечностями тут же на полу валялись.

И что бы не умел Богдан — супротив такой силы, да в замкнутом пространстве сложно выстоять.