Враг мой: Сокол для Феникса. Часть 1

Тут слова телохранителя Богдана как ни кстати в голове зашуршали настойчивее: «Не твоя это девица! Не твоя! Зорица по судьбе тебе была написана, Мирослава Добродская — нет. А коль не видишь очевидного, беда может приключиться. Ведь если глаз не на свое положишь — судьба накажет!»

Ох, и взбесил Богдан тогда! Неугодными советами вывел из себя. И так давненько на пути маячил, а тут… прям сам на рожон лез. Вот и осерчал Радомир — наказал дома остаться, в чужие жизни не лезть. Мол, как сам Богдан, княже быть не желает. Ему надобна теплая и ласковая женщина, дабы постель грела, душу умасливала, да сердце заставляла скакать шибче!

Потому без верного друга свадьбу играл. И младший дома остался. Ругаться в такой момент не желал Радомир, вот и позволил Тверду с наставником быть. Два нелюдя! Сухие, бесчувственные…

Пусть вместе побудут. Пока свадьба в той стороне справится, да народ в княжество обратно воротится, может, поймут, что нельзя избегать жизни. Людей… Порадуются за князя своего, счастья пожелают!

Не вовремя вспомнилась перебранка с другом верным.

Искоса поглядывал на невесту князь, злясь все больше и больше, но виду не подавал — еще не хватало из-за девицы капризной расстраиваться! Дома уму-разуму научится! Ничего, еще улыбаться будет, да в постели ждать!

Волхвы принесли караваи, на руках брачующихся ленты обрядовые повязали и жених с невестой клятвы верности, согласия сказали.

Только церемония свершилась, тотчас снарядились в путь — в стан жениха…

Твердомир Минской

Твердомир вырвался из сна посреди ночи. Сел на скамье, жадно воздух глотая. Чувство острой тревоги накатило с такой силой, что сердцу стало невмоготу.

Прислушался к веселью в хороминах — уже второй день кряду свадебный пир продолжался. Отец новую жену чествует.

Тверд нахмурился — Мирославу мельком видал, молодая… и несчастная. Не то чтобы жаль ее было, все же замуж за князя вышла, но весь ее облик о страдании говорил. То ли Радомир не желал того замечать, то ли ему дела нет.

Прав Богдан, не похожа Добродская на судьбу отца.

Коль уж не спалось, встал Твердомир, да вышел на улицу, косточки разминая. Главный княжеский терем чуть вдали виднелся, окруженный домами попроще, да хороминами разными. Сколько раз отец просил Тверда дома ночевать — в мужской части дома. Да ежели возжелал бы — и отдельную комнатушку бы выделили, как и положено княжичу, но не привык он к покоям мягким и просторным. К прислужникам и гридням. К шуму, толпе.

Аскетом рос, как и наставник, отец приемный, Богдан. Его изба милее сердцу была, чем хоромы княжеские. Только сегодня его все нет. Видать князь его на пир затащил все же. Хотя грозился, чтобы тот ему на глаза не попадался…

Ночное небо чернело бархатом. Луна в окружении россыпи сребристых каменьев не хуже факела во мраке освещала землю. Легкие порывы ветра остужали разгоряченное тело, усмиряли бой сердца, и успокаивали недоброе предчувствие.

Несмотря на юный возраст, а Тверд пару весен, как в пору парубка вошел, не ощущал себя ребенком княжич. Как-то не задалось у него с отрочеством и играми простыми. С ребятней холопов, гридями, кметями при казарме. Все больше по оружию и военному делу болел. Кто в догонялки, а он с ветром наравне, либо сам, либо на Лютом. Кто в лапту, а Тверд с мечом. Кто баклуши бил, а младший княжич ножами практиковался. Кто проказы затевал, а Твердомир с луком упражнялся.

Так и привык. С рождения да по сей день.

Сам по себе, как и наставник — кто ближе кровного отца все эти годы был. И если к Радомиру Тверд только как князю своему относился и был готов ради того в бой вступить хоть с самими богами, то за Богдана — жизнь бы положил, не думая…

В юном теле — взрослый дух!

Странно такое ощущать, но…

Вот и сейчас крепко не спалось, нутро кипело. Потому Тверд прогуляться решил. Меж хоромин, домов побогаче, хмуро поглядывая на люд гуляющий. К палатам княжеским, мимо яруса с главным пиром, где веселье бурлило не прекращающееся.

Дошел до самой высокой башни, от вида с которой всегда душа пела. Хоть сейчас и темень покрывала землю, но редкие огни домов и хоромин, все же позволяли вычленить красоту территории.

Поля перемежались с дремучими лесами, небо сливалось с широкой рекой, в которой отражалась луна и звезды, а на стыке горизонта была видна приграничная территория, часть укрепленной башни в сторону, откуда частые набеги кочевники совершали.

— Чего не спится, княжич? — за спиной раздался голос Гаврилко, младшего дружинного. На пяток годков постарше. Крепкий, зоркий, потому и стоял на посту. Один из немногих, кто без страха и лести к младшему княжичу обращался. Редко, но слово говорил. Даже подсматривал с любопытством и без насмешки, когда Богдан что-то новое показывал.

— Не спится, — мрачно согласился Твердомир, облокачиваясь на стену и вглядываясь в темные проулки меж хороминами.