Вранье

Марина была чуткой все это время, и Шура боялся радоваться. Все хорошее теперь вызывало подозрение, и он корил себя и называл параноиком. Пришла мысль, что теперь она пожалеет его, и стало гадко. Еще к ним зачастила эта Люба, Маринина закадычная подружка, которую Шура не выносил, и он никогда не понимал, что у них общего. Они подолгу о чем-то шептались в комнате, и Шура чувствовал себя опущенным, бесился – и ничего не мог сделать. Самое обидное, что в его же доме. Лучше бы они общались где-нибудь на стороне. Но он тут же пугался. Нет, пусть уж лучше дома. По крайней мере, не надо ждать и волноваться. Это пройдет. Главное, потерпеть.

Он хорошо помнил, что разговор этот был через месяц после похорон. Марина сказала, что сейчас пойдут всякие оформления дачи, квартиры и что у тещи есть хороший нотариус.

– Такие дела проворачивает, мама просто диву дается.

Шура вначале не понял. Его мама была, слава богу, жива, и все автоматически отходило к ней.

Марина потрепала его по волосам:

– Какой-ты все-таки у меня глупенький. Ничего не понимаешь, витаешь где-то в облаках. Дача-то на папу записана. Не знал, что ли?

Он, наверное, знал, не мог не знать, но почему-то об этом не помнил.

– А какие проблемы могут быть? Все по закону.

Марина состроила гримасу:

– Шурака, какой закон? Где ты в нашей стране закон видел? Сейчас такое начнется. Знаешь, сколько она сил и нервов потратит?

– Ну, я не знаю…

– Вот именно, не знаешь, а говоришь.

В душе он радовался этому разговору и боялся спугнуть удачу. Если Марина волнуется, значит, думает о будущем. Их общем будущем. А как иначе? Иначе бы ей было все равно. Марина спросила:

– А что насчет квартиры?

– А что насчет квартиры?

– Знаешь, мамин нотариус считает, что нужно сделать родственный обмен.

Он засмеялся. Главное – не сфальшивить.

– Кого с кем?

– А как ты думаешь? Хорошо будет, если квартира пропадет? Мама тоже должна подумать о Гришке. Он же ее внук.

И она проверила Шурину реакцию. Нельзя было молчать, и он сказал первое, что пришло в голову:

– Сейчас и обмена нет.

Марина оживилась:

– Правильно. Хоть что-то понимаешь. Твоя мама квартиру продаст, а мы ее купим. И наоборот. Ну, фиктивно, конечно.

– А жить где будем?

– Ну, я не думаю, что твоей маме нужна такая большая квартира. А нам тесно…

А нам тесно. Нам. Эти слова Шура повторял, пока ехал к маме.

Мама слушала молча, потом сказала:

– Я из этой квартиры никуда не уеду. Ни фиктивно, ни эффективно. Когда меня не будет, она станет твоей. А дальше делай с ней все что хочешь.

А вечером того же дня позвонила. Подошла Марина, та попросила Шуру.

– Я согласна.

Ночью он проснулся от всхлипов. Марина плакала, и он вначале не понял, это она во сне или проснулась. Она что-то бормотала. Прислушался. Она потянулась к нему:

– Шурка, почему все так? Ну почему? Всех жалко. Тебя жалко. Папу твоего. Он хороший был. Меня жалел. Я же знаю, ему трудно было, но он не кричал никогда. Молчал. Зачем так все.

У нее началась истерика.

Шура что-то говорил, но она не слышала. Потом стала вырываться:

– Нет, ты скажи, ну почему?! Почему всегда так погано? Почему не получается, как мы хотим?

– Маринка, ну хватит, ну успокойся. Все получится, все! Я тебе обещаю.

Она затихла, только всхлипывала:

– Ничего не получится…

Шура лежал и думал о том, что эти слезы не о нем. Ему было жалко Марину.

Мама принялась за дело с удивительным рвением. Бегала по инстанциям, оформляла бумаги. Шура не следил за процессом. Он отключился. Когда пришел инспектор из БТИ, оказалось, что нужна Шурина подпись. Он приехал. Тетка в костюме доперестроечной поры сидела в гостиной и что-то писала. Мама сидела напротив. Она была спокойна. Инспекторша начала что-то Шуре объяснять. Он вертел бумагу, кивал. Издалека донеслись слова:

– У меня мало времени. И так сколько вас ждала.

Он сказал:

– Мы не будем продавать. Мы передумали.