Вранье

У него отлегло от сердца. А то он было испугался, что она что-то недоговаривает. На севере действительно обстановка накалялась. Радиус дальности катюш увеличивался. Поговаривали, что у Хизбаллы уже есть ракеты, которые смогут долетать до центра страны. Но эти сведения были неточными. Работать было трудно. Звучала сирена, все начинали чертыхаться, недовольно отрывались от компьютеров, вставали и шли в убежище. Там обычно дискутировали о том, нужна ли наземная операция, которую ждали со дня на день, но Ольмерт никак не давал добро. Одни клеймили его за это, другие говорили, что будет еще хуже и нельзя допускать, чтобы гибло мирное население Ливана. Шура не вмешивался. Ему было противно, да и голова была занята другим. Потом давали отбой, все лениво поднимались, и так до следующей сирены.

Вошла мамина соседка, пенсионерка Циля. Поздоровались.

– Вот как вашу маму подлатали. Раз-два, и готово. У меня сестре в Харькове шунтирование делали, так она месяц только в реанимации лежала. Потом еще в отделении три. В инвалида превратилась, мы ее с ложечки кормили. Здесь медицина другая.

Шура согласился. Это было одним из израильских чудес. Он никак не мог понять, как при врожденной расхлябанности и безответственности врачи ухитряются работать четко и результативно. Как будто бы они не отсюда.

Мама сказала:

– Все-таки хорошо, что Гришка не тут…

– Он звонит каждый день. Все приехать рвется, тебя навестить.

Мама просияла, потом сказала строго:

– Даже не думайте. Шура, если ты хочешь, чтобы я была спокойна, пожалуйста, не делай этого.

– Да не волнуйся ты. Я ему запретил. Он без моего приглашения все равно не въедет.

Напряжение прошлых дней сменилось усталостью. Он засыпал, сидя на стуле, и мама настояла, чтобы он ехал домой и выспался.

Когда уже подъезжал к дому, позвонила Фира. Голос у нее был озабоченный.

– Шура, вы случайно не знаете, когда Насралла собирается Натанию обстреливать?

– Он мне пока не докладывал.

– А у вас убежище хорошее? У нас в доме плохенькое. Сегодня Софа звонила. Помните Софу с Жаботински? Она говорит, что уже завтра обещали. Я знаю.

Когда поднимался по лестнице, услышал сверху приглушенные голоса. Дверь в квартиру Варды была открыта. Там толпился народ, одни выходили, другие заходили. Он остановился. Какой-то мужчина поманил его внутрь. Шура зашел. Его провели в салон, усадили за стол. Фирин зять читал молитвенник, поднял голову, поздоровался и снова углубился в чтение. Он увидел Офера, их хайфского родственника. Тот молча сел рядом. Шура спросил шепотом:

– А что случилось?

– Ицика убили.

– Как убили?

– Вчера. Утром были похороны.

У Шуры закружилась голова. Он потер глаза. Вроде стало легче.

– А у меня маму оперировали… Я ничего не знал…

– Как мама?

– Говорят, что прошло нормально.

Офер кивнул:

– Пусть она будет здорова.

Он пододвинул Шуре пластиковый стаканчик и налил воды. Шура быстро выпил.

– А как он погиб?

Оказалось, что их рота проводила разведмероприятия в одном из ливанских населенных пунктов. Ицика и еще одного парня послали проверить жилое здание, в котором предположительно засели боевики и находилось пусковое устройство. Прежде чем бомбить его, они должны были убедиться, что там не осталось мирных жителей. Подход к дому оказался заминирован. Ицик погиб на месте, другой парень ранен: ему оторвало обе ноги.

Из кухни вышла мама Ицика, Вардина дочка. Улыбнулась Шуре. Он встал, подошел к ней, сказал какие-то слова соболезнования. Она поблагодарила:

– Мы ни о чем не жалеем. Наш сын защищал свою страну…

Она смотрела куда-то вдаль, глаза у нее были сухие. В комнату заходили люди, здоровались, садились за стол. Сидели шиву, семь дней после похорон, когда поминают умершего. Варда лежала в своей комнате. Он прошел к ней. Сел на кровать. Огляделся. На стенах висели ициковские акварели. Одну из них он не видел. Вдалеке, как будто не в фокусе, виднелась фигура солдата, стоящего на вершине горы. Варда поймала его взгляд. Вздохнула:

– Вот так. Не успел в Бецалель пойти.

На следующий день была пятница, выходной. С утра было много звонков. Мама сказала, чтобы он раньше вечера не приезжал, а отдохнул как следует. Она прекрасно себя чувствует, гуляли с Цилей по парку. Там очень красиво. Звонил Гришка. Подробно расспрашивал про бабушку, про военные действия. Голос был взволнованный, он не понимал, что происходит. Шура и сам не очень понимал, но, как мог, успокоил.

Шура включил телевизор. На русскоязычном канале работала горячая линия, передача нон-стоп, которую с первых дней войны вел бессменный Юлик Натансон. В студии сидели два гостя. После заставки Юлик напомнил телезрителям, что сегодня у них в гостях Рав Моше Долинский.

– Здравствуйте, Рав Долинский.

Рав слегка наклонил голову.

– Мы все знаем, что наша армия проявляет чудеса гуманизма. Она разбрасывает листовки перед авиаударом, чтобы мирные жители успели выйти из своих домов. Как вы считаете, это правильно?

Рав минуту сидел, не двигаясь, потом будто очнулся, заговорил глухим и тихим голосом:

– Народ Израиля – великий народ. Господь не оставит нас и сокрушит врагов наших.