Врата

   |  489 - Ты мне надоел,            13,445

   |  Зигфрид,                        13,450

   |  Понимаешь?                      13,455

   |  XTERNALS c1! IF! GOTO           13,460

   |  **7Z10 IF ** 7Z10! GOTO         13,465

   |  ** 1 GOTO ** 2 GOTO ** 3        13,470

   |  IRRAY БОЛЬ                      13,475

   Или  когда мы оказались вне реального пространства и поняли, что попали в  ловушку,  а  из  ничего  появилась  призрачная  звезда,  улыбаясь,  как Чеширский  кот.  У меня сонм таких воспоминаний, и все они причиняют боль. Да,  это так. Они само воплощение боли. В указателе моей памяти против них написано "Болезненно". Я знаю, где отыскать их, и знаю, как бывает больно, когда они всплывают на поверхность.    Но пока я их не выпущу, они не причинят мне боли.

   - Я жду, Боб, - говорит Зигфрид.

   -  Думаю,  - отвечаю я. И тут мне приходит в голову, что я опаздываю на урок  гитары.  Это  напоминает  мне еще о чем-то, я смотрю на пальцы левой руки,  проверяю,  не  отросли ли ногти: мне хотелось бы, чтоб мозоли стали больше  и  тверже.  Я  не  очень  хорошо  играю  на гитаре, но большинство слушателей  не  слишком  критичны,  а я получаю удовольствие. Но нужно все время  упражняться  и  помнить.  Сейчас посмотрим, думаю я, как перейти от фа-мажор к соль на седьмой струне.

   -  Боб,  - говорит Зигфрид, - сеанс был не очень продуктивным. Осталось десять-пятнадцать минут. Почему бы вам не сказать мне первое, что придет в голову... прямо сейчас?

   Первое  я отвергаю и говорю второе. "Первое, что приходит мне в голову; я вспоминаю, как плакала мать, когда погиб отец".

   -  Не  думаю,  чтобы  это  на  самом  деле  было первым, Боб. Позвольте высказать предположение. Первая мысль была о Кларе.

   В груди у меня сжимается. Дыхание перехватывает. Неожиданно передо мной возникает  Клара,  какой  она  была  шестнадцать  лет  назад,  и ни на час старше... Я говорю; "Кстати, Зигфрид, я думаю, что хочу поговорить о своей матери". И позволяю себе вежливый примирительный смешок.

   Зигфрид  не  вздыхает  покорно,  но  он  молчит  так, что создает то же впечатление.

   -  Понимаешь,  -  говорю я, тщательно обходя все, не относящееся к этой теме,  - она хотела после смерти отца снова выйти замуж. Не сразу. Не хочу сказать,  что  она  обрадовалась его смерти или что-нибудь такое. Нет, она его  любила.  Но теперь я понимаю, что она была здоровая молодая женщина - очень  молодая.  Сейчас  подумаем... ей было тридцать три. И если бы не я, она,  конечно,  вышла  бы замуж. У меня чувство вины, я не дал ей вторично выйти замуж. Я пришел к ней и сказал; "Мама, тебе не нужен мужчина. Я буду мужчиной  в  семье. Я о тебе позабочусь". Но, конечно, я не мог. Мне тогда было пять лет.

   - Мне кажется, вам было девять, Робби.

   -  Да?  Сейчас  подумаем.  Зигфрид,  ты,  кажется, прав... - Я стараюсь проглотить  большой  комок,  образовавшийся  в  горле,  давлюсь  и начинаю кашлять.

   - Скажите, Роб, - настойчиво говорит Зигфрид. - Что вы хотели сказать?

   - Будь ты проклят, Зигфрид!

   - Давайте, Роб! Говорите.

   -  Что  говорить?  Боже,  Зигфрид!  Ты  меня прижал к стене. Этот вздор никому не приносит пользы.

   - Боб, пожалуйста, скажите, что вас беспокоит.

   -  Заткни  свою  грязную  жестяную  пасть! - Вся боль, от которой я так старательно уходил, вырывается наружу, и я не могу с ней справиться.

   - Боб, я предлагаю, чтобы вы попытались...

   Я  бьюсь о ремни, вырываю клочья пены из матраца, реву: "Заткнись! Я не хочу  тебя  слушать! Я не могу справиться, неужели не понятно? НЕ могу! НЕ могу справиться!"

   Зигфрид  терпеливо  ждет,  пока  я не перестану плакать, что происходит совершенно  неожиданно.  И  тут,  прежде чем он успевает что-то сказать, я устало  говорю;  "Дьявол,  Зигфрид,  все  это ничего не дает. Я думаю, что нужно  прекратить.  Наверно,  есть люди, которым твои услуги нужны больше, чем мне".

   -  Что  касается  этого,  -  отвечает  он,  -  то я с ними встречаюсь в назначенное время.

   Я вытираю слезы бумажным полотенцем и ничего не отвечаю.

   -  Я  думаю,  что  мы еще можем кое-чего достичь, - продолжает он. - Но решать, будем ли мы продолжать сеансы или нет, должны вы.

   - Есть в восстановительной комнате что-нибудь выпить? - спрашиваю я его.

   -  Не то, о чем вы думаете. Но мне говорили, что на верхнем этаже этого здания очень хороший бар.

   - Что ж, - говорю я, - я просто удивляюсь, что я тут делаю.

   Пятнадцать  минут  спустя,  подтвердив сеанс на следующей неделе, я пью кофе  в  восстановительной  комнате  Зигфрида.  Прислушиваюсь, не начал ли плакать его следующий пациент, но ничего не слышу.