Врата небесные

Я не знал, что ответить. Словно девочка, довольная, что загадала трудную загадку, царица замахала руками и воскликнула:

– Подсказка: я тебе его не налила.

Поскольку она побаловала меня вином, я сделал вывод, что она не употребляет пива.

– Ячмень?

– Точно! Ячмень! Этот противный ячмень…

Она явно испытывала приступ тошноты, поэтому поджала губы:

– Что за коварное растение!

– Коварное? Однако твоя страна – это страна ячменя.

– Моя страна – это страна воды и ячменя, двух вещей, которые я ненавижу больше всего на свете. Кстати, они и идут вместе, усмирение воды каналами повлекло за собой интенсивное разведение ячменя. Какое убожество!

– Скорей какое богатство!

Она сердито взглянула на меня:

– Ты что, не замечаешь ловушек? Ячмень оказался худшей катастрофой, случившейся с нами. Так же, как все, ты видишь в ячмене дикое растение, которое люди приручили. Какая ошибка! Это ячмень-то дикий? Хитрый, обманчивый и опасный, он лицемер, скрывающий свою игру. Он поработил нас. Это не мы одомашнили ячмень – это он одомашнил нас. Тысячи мужчин и женщин сгибаются к земле, чтобы заботиться о ячмене. Тысячи мужчин и женщин рождаются и умирают на одном клочке земли, чтобы заботиться о ячмене. Они жертвуют собой ради ячменя, посвящают себя ячменю, они жрут ячмень, они пьют ячмень, они думают о ячмене. По правде говоря, кто преуспел? Люди или невзрачная трава? Кто завоевал землю? Мы или это растение? Какой вид произрастает и множится? Ячмень победил! Как ни в чем не бывало, прикидываясь, будто он уступает, ячмень поработил человека. О, коварство у него в семени! Нас провели на мякине.

Она отмахнулась от невидимой мошкары вокруг себя.

– Воду я ненавижу, но она паинька. На самом деле она ведет себя вполне понятно: скорей любезно. Пока не взбесится и не выйдет из себя из-за своего темперамента. А ячмень, эксплуатируя нас, изображает робость, скромность и покорность. Взгляни на меня: я жертва ячменя. Хотя мой зад покоится на троне, трон-то мой покоится на ячменном поле. Богатство моего царства, его мир и гармония зависят от ячменя. Если ячмень захиреет, мне конец. Согласна, не я мотыжу землю, отсеиваю камешки, жарким летом пропалываю поля, борюсь с зайцами или саранчой, собираю навоз, чтобы удобрить борозды, и тяну волов с плугом; не я срезаю спелые стебли – и все же ячмень украл у меня свободу. Я ухаживала за ним, теперь ухаживаю за теми, кто за ним ухаживает; я боюсь, что он заболеет, я от него завишу. Не говори никому, особенно Божествам в храмах, да простит меня Забаба: ячмень стал подлинным Богом этой страны.

Она надолго умолкла; наверняка ждала, чтобы ее тирада нашла отклик в моем мозгу. Потом, резко сменив тему, объявила:

– Правитель Бавеля прибывает в полнолуние. В его честь я устрою пиршество. По обычаю царей он преподнесет мне украшения, редкие плоды, вина и дичь. Все будет предусмотрено. Он сдвинется с места только ради того, чтобы содрать с меня шкуру. Мой главный распорядитель с несколькими доверенными людьми постараются обнаружить кинжалы, шипы, змей и скорпионов, которых он сунет на дно шкатулок; а вот для отравленных предметов мне понадобишься ты.

– Я помогу тебе, Кубаба, всеми своими силами, всеми средствами, но предупреждаю: нельзя, чтобы Нимрод увидел меня.

– Почему?

– Прежде мы были знакомы. Он считает, что я умер. Если он обнаружит, что я жив, случится худшее. Со мной и со всеми остальными. Нет времени объяснять, почему.

– О, как интересно…

Она на мгновение задумалась, а затем вернулась к разговору:

– Ты спрячешься за ширмой и будешь внимательно наблюдать. Мы часто прибегаем к такому способу. Кстати, сейчас за розовой ширмой за нами следит Хуннува.

Она повысила голос:

– Хуннува! Хуннува! Иди к нам.

Худой высокий человек с изможденным лицом шагнул из-за ширмы и встал возле нее. Густые ресницы скрывали его бледно-зеленые глаза; рябое лицо с правильными чертами не выдавало никакого волнения.

Кубаба представила его:

– Это Хуннува, мой главный распорядитель.

А затем указала на меня:

– Познакомься с Парам-Сином, он мой целитель.

– Нарам-Син, – поправил я.

Хуннува церемонно приветствовал меня; в его натянутом поклоне было больше смирения, нежели любезности.

– Мой Хуннува пылок, как горная змея, – заметила царица. – Он сомневается во всем, подозревает все и вся. Он подозревает за двоих, потому что я со своей ветреностью…

Разумеется, я догадывался, что она лжет, но вот Хуннува, напротив, подтвердил самокритичные слова Кубабы согласным взглядом.

– Дорогуша, – проворковала царица, – хотя ты все подслушал, я вкратце повторю: Карим-Син будет присутствовать на приеме, стоя за ширмой, и в случае отравления окажет нам помощь.

Он раболепно поддержал:

– Превосходная идея, повелительница.

– Спасибо, дорогуша. Проверь работу садовников. И да, выйди через террасу.

Он досадливо помедлил, но все же решился уйти в указанном направлении. Она с довольным урчанием следила, как он удаляется.

– Так он не подслушает остального. Чтобы снова вернуться за ширму, ему придется сделать немалый крюк.

Царица схватила меня за руку.