Читаем Врата Обелиска полностью

Врата Обелиска

Прижавшись лицом к плечу Шаффы, Нэссун сэссит возобновившиеся серебряные вспышки. На сей раз в контакте с ним она также ощущает слабое сокращение его мышц. Это едва заметная флуктуация и может быть вызвана чем угодно: укусом жука, дрожью на холодном вечернем ветру. Однако она каким-то образом понимает, что это боль. Нахмурившись, прижавшись лицом к его форме, Нэссун осторожно тянется к тому странному месту в затылке Шаффы, откуда идут серебряные нити. Они какие-то голодные, эти нити; когда она приближается, они лижут ее, что-то ищут. Заинтригованная, Нэссун касается их и сэссит… что? Легкий рывок. Затем она устает.

Шаффа снова вздрагивает и отстраняется, держа ее на расстоянии вытянутой руки.

– Что ты делаешь?

Она неуклюже пожимает плечами:

– Тебе было нужно. Тебе было больно.

Шаффа медленно поводит головой из стороны в сторону, не отрицательно, но словно проверяя присутствие кого-то, кто должен был быть здесь, но ушел.

– Мне всегда больно, малышка. Это значит быть Стражем. Но… – снова блуждающий взгляд. Нэссун понимает, что боль ушла, хотя бы сейчас.

– Всегда болит? – Она хмурится. – Это та штука у тебя в голове?

Его взгляд резко возвращается к ней. Она никогда не боялась его льдистых глаз, даже сейчас, когда они становятся ледяными.

– Что?

Она показывает на собственный затылок. Там находятся сэссапины, это она знает по урокам биоместрии в школе.

– В тебе какая-то маленькая штука. Тут. Я не знаю, что это, но я сэссила ее, когда мы встретились. Когда ты коснулся моей шеи. – Она моргает, осознавая. – Тогда ты что-то взял, чтобы она меньше тебя беспокоила.

– Да. – Сейчас он обхватывает ее голову и прикладывает два пальца к самому началу ее позвоночника, под основанием черепа. Это не расслабленное прикосновение, как в другие моменты, когда он прикасается к ней. Пальцы тверды, как будто он держит в них нож.

Только вот не как будто, понимает она. Она вспоминает тот день в лесу, когда они дошли до Найденной Луны и на них напали бандиты. Шаффа очень, очень силен – вполне способен пробить двумя пальцами кость и мышцы, как бумагу. Ему не понадобился бы камень, чтобы сломать ей руку.

Шаффа заглядывает ей в глаза и понимает, что она в точности понимает его мысли.

– Ты не боишься.

Она пожимает плечами.

– Говори почему. – Его тон не терпит неповиновения.

– Просто… – Она снова невольно пожимает плечами. Она не может подыскать верных слов. – Я не… то есть у тебя ведь нет причины?

– Ты понятия не имеешь о моих причинах, малышка.

– Я знаю. – Она смотрит сердито, скорее от досады на себя, чем от чего-то еще. Затем ей приходит в голову объяснение. – У папы не было причины убивать моего младшего братика. – Или вышвыривать ее из фургона. Или в еще десятке случаев, когда он смотрел на Нэссун и так откровенно думал – не убить ли ее, что даже десятилетняя девочка это понимала.

Льдистый взгляд моргает. То, что происходит потом, зачаровывает: на лице Шаффы мысль об ее убийстве медленно переходит в изумление и печаль столь глубокую, что у Нэссун в горле застревает ком.

– И ты видела столько беспричинных убийств, что можешь стерпеть убийство не беспричинное?

Ему становится лучше, когда он выговаривается. Она возбужденно кивает. Шаффа вздыхает. Она чувствует, как дрожат его пальцы

– Но это не то, что кто-то вне моего ордена должен знать. Однажды я оставил в живых ребенка, который это видел, но не должен был. И мы оба пострадали из-за моей жалости. Я помню об этом.

– Я не хочу, чтобы ты страдал, – говорит Нэссун. Она кладет руки ему на грудь, желая, чтобы серебряные вспышки в нем взяли еще. Они начинают перемещаться к ней. – Всегда больно? Это неправильно.

– Многое может ослабить эту боль. Улыбка, например, высвобождает особые эндорфины, которые… – Он отдергивается и убирает руки от ее затылка, хватает ее за руки и отрывает ее от себя как раз в тот момент, как серебряные волокна находят ее. Он действительно встревожен.

– Это убьет тебя!

– Ты все равно собираешься меня убить. – Это кажется ей разумным.

Он в упор смотрит на нее.

– Земля наших отцов и матерей. – Но с этими словами медленно напряжение убийства начинает уходить из его тела. Через мгновение он вздыхает. – Никогда не говори при других о том, что ты… сэссила во мне. Если остальные Стражи узнают, я не смогу защитить тебя.

Нэссун кивает:

– Не буду. Ты расскажешь мне, что это?

– Возможно когда-нибудь. – Он встает на ноги. Нэссун повисает на нем, когда он пытается вырваться. Он сурово смотрит на нее, но она улыбается и чуть качается на его руке, и он качает головой. Затем они идут в поселение, и в этот день Нэссун впервые думает о нем как о доме.