Врата Обелиска

Это не то, как происходит далеко и под землей с Алебастром. С ним это происходит медленно, более жестоко, но куда утонченнее. Художественнее. То, что поражает Эйтца, – катастрофа: удар разупорядоченных атомов, перестроившихся не совсем случайно. Решетка, которая должна сформироваться, хаотически рассыпается. Это начинается в его груди, когда Нэссун пытается отмахнуться от него, и распространяется быстрее, чем остальные дети, бывшие этому свидетелями, успевают ахнуть. Это расползается по его коже, его коричневая кожа твердеет и обретает внутреннее свечение, как тигровый глаз, затем уходит в плоть, хотя никто не увидит рубина внутри его, пока не разобьют. Эйтц умирает почти мгновенно, его сердце застывает полосатым золотистым кварцем, темным гранатом и белым агатом с тонкими переплетенными прожилками сапфира. Он прекрасная ошибка. Все происходит так быстро, что никто не успевает испугаться. Может, это потом утешит Нэссун, если уж нет ничего другого.

Но в этот момент, в застывшие секунды после того, как это происходит, когда Нэссун мечется и пытается вытащить свое сознание из падения, падения вверх сквозь водянистый голубой свет, и когда вздох Дешанти превращается в вопль (что заводит остальных) и Тихоня шагает вперед и, открыв рот, пялится на стеклянистую, ярко расцвеченную копию Эйтца, в других местах одновременно случается несколько событий.

Некоторые из них ты угадаешь. Примерно в сотне миль отсюда мерцающий сапфировый обелиск на миг становится твердой реальностью, затем снова становится прозрачным – прежде чем начать тяжело смещаться в сторону Джекити. Во многих милях в другом направлении, где-то глубоко в магматической жиле порфира, фигура, напоминающая человеческую, поворачивается, полная нового интереса.

Случается еще одно, о чем ты можешь и не догадаться – или, возможно, догадаешься, поскольку ты знаешь Джиджу, как не знаю я. Но именно в тот момент, когда его дочь выпускает на волю протоны юноши, Джиджа заканчивает свой тяжелый подъем на плато, вмещающее поселение Найденной Луны. Слишком злой для вежливости после ночи гнева, он громко зовет дочь.

Нэссун не слышит его. Она содрогается от конвульсий в спальной. Слыша крики остальных детишек, Джиджа поворачивает туда – но прежде, чем он успевает туда направиться, двое Стражей выходят из какого-то дома и идут через поселение. Умбра быстрым шагом идет к спальной. Шаффа отклоняется перехватить Джиджу. Нэссун услышит обо всем этом позднее от детей, которые все это видели. (И я услышу.)

– Моя дочь прошлой ночью не ночевала дома, – говорит Джиджа, когда Шаффа становится у него на пути. Джиджа встревожен криками детей, но не сильно. Какое бы безумие ни приключилось в спальной, чего еще ждать от логова беззакония, которым наверняка является Найденная Луна. Стоя перед Шаффой, он выдвигает челюсть так, как в других случаях, когда считает себя правым. Значит, он не намерен сдаваться.

– Она останется здесь, – говорит Шаффа, вежливо улыбаясь. – Мы обнаружили, что возвращение домой по вечерам мешает ее обучению. Поскольку твоя нога достаточно зажила, раз ты взобрался сюда, не будешь ли ты любезен принести сюда ее вещи чуть позже сегодня?

– Она… – Крики становятся громче, когда Умбра приоткрывает дверь, чтобы войти внутрь, но он закрывает ее за собой, и они прекращаются. Джиджа хмурит брови, но качает головой, чтобы сосредоточиться на важном. – Она, ржавь побери, тут не останется! Я не хочу, чтобы она проводила больше времени, чем нужно, с этими… – Он едва успевает проглотить грубость. – Она не из этих.

Шаффа на миг наклоняет голову набок, словно прислушивается к чему-то, что может слышать он один.

– Неужели? – Тон его задумчив.

Джиджа смотрит на него во все глаза, моментально утрачивая уверенность. Затем он ругается и пытается обойти Шаффу. Его нога действительно практически зажила после его прибытия в Джекити, но он по-прежнему тяжело хромает, поскольку гарпун разорвал нервы и сухожилия, которые срастаются медленно, если вообще срастутся до конца. Даже будь Джиджа способен двигаться легче, он, однако, не смог бы уклониться от рук, которые возникают из ниоткуда и накрывают его лицо.

Это огромная рука Шаффы распластывается по его лицу, двигаясь так быстро, что размывается прежде, чем лечь на место. Джиджа не видит ее, пока она не накрывает его глаза, нос и рот, поднимая его всего и бросая на спину. И Джиджа лежит и моргает, слишком ошеломленный, чтобы удивляться, и онемевший, чтобы ощутить боль. Затем рука отдергивается, и Джиджа видит лицо Стража нос к носу со своим.

– У Нэссун нет отца, – тихо говорит Шаффа. (Позже Джиджа вспомнит, что Шаффа улыбается все время, пока говорит это.) Ей не нужны ни отец, ни мать. Она еще этого не знает, хотя однажды поймет. Или мне пораньше научить ее жить без тебя? – И он приставляет два пальца прямо под подбородок Джиджи, прижимая там нежную кожу достаточно сильно, чтобы Джиджа сразу понял, что его жизнь зависит от его ответа.